Августейший мастер выживания. Жизнь Карла II

В середине 1676 года наблюдательный де Куртен сообщал в Париж, что Луиза де Керуаль практически оказалась в тени и, может, имеет смысл отправить ее домой. Дело в том, что отставленная возлюбленная слишком уж откровенно демонстрировала свое горе. Она то и дело заливалась слезами, она умудрилась засорить чем-то глаз, из-за чего он искривился, она бледна, она исхудала, она беременна… Посол разрывался между состраданием и профессиональным долгом; однажды он провел с Луизой всю ночь, наставляя и утешая ее. «Она так трогательно печальна», — писал де Куртен Людовику, на которого, впрочем, эти слова не произвели никакого впечатления. Тогда на смену слезам пришла тактика. Пусть Гортензия Манчини пытается выставить Луизу вульгарной выскочкой, «толстушка» остается верной королю. Да и упускать своего счастья она не собирается.

Луиза начала обхаживать ненавистную чужеземную герцогиню. Она без умолку болтала с ней, а Гортензия, которой вообще-то вполне хватало самой себя, снисходила до того, чтобы слушать вполуха. Как-то Луиза непринужденно пригласила Гортензию покататься в своем экипаже. Здоровье ее заметно улучшилось, а вместе со здоровьем улучшилась и внешность. Де Куртен отметил происходящие перемены. Понимая, что от румянца, вернувшегося на щеки Луизы, отчасти зависит международная ситуация, он шепнул ей, что его повелитель, король Людовик XIV, чрезвычайно высоко ценит ее услуги. При лучах, которые отбрасывал Король-Солнце, Луиза так и расцвела, и де Куртен, передавая дела Полю Барилльоиу, предупредил своего преемника, толстяка и хитреца, что этой даме следует уделять особое внимание. Барилльон понял намек и вскоре писал Людовику: «У меня нет ни малейших сомнений в том, что, разговаривая с королем ежедневно, она вполне способна влиять на ход его мыслей». Но посол заблуждался. В его разыгравшемся воображении дело смешалось с удовольствием, а Карл давно уже разделял эти вещи. Тем не менее, воспользовавшись тем, что Гортензия слегка увлеклась приехавшим в Лондон с визитом принцем Монако, Карл вернулся к своей «толстушке». Так гуляка муж возвращается к привычным ласкам жены.

Пока Карл развлекался, Дэнби трудился. Ясно было, что главное сейчас — установить контроль над палатой общин, и Дэнби бомбардировал депутатов от придворной партии письмами с просьбой регулярно появляться в Вестминстере. Таким образом он надеялся обеспечить себе большинство, которое было нужно, ведь при всех своих реформаторских усилиях Дэнби нуждался в миллионе фунтов на расходы короля. Однако оппозиция с такой гигантской суммой не могла согласиться, ведь парламент отказал Карлу даже в военных кредитах. Столкнувшись с таким афронтом, король объявил в работе палаты перерыв и в знак крайнего неудовольствия происходящим даже отказался произнести традиционную речь, предшествующую закрытию сессии. Затем Карл обратился за помощью к Людовику, но тот, как выяснилось, не собирался немедленно выполнять своих обещаний. Понадобились дополнительные переговоры, а также предложение Дэнби попросить субсидий у Вильгельма Оранского, чтобы Людовик наконец тряхнул мошной. Постепенно Карл начал понимать, что, оказавшись между двумя умелыми европейскими кукловодами, можно вести двойную игру.

Он заручился согласием французов на роль посредника в отношениях между воюющими государствами и уже отправил своих представителей в Ниймеген, где бесконечно продолжалась мирная конференция. Приказав им продолжать укреплять союз с французами, Карл предпочел игнорировать попытки Дэнби и особенно сэра Уильяма Тем-пла задобрить принца Оранского. Не высказываясь прямо, что давно вошло у него в привычку, Карл вновь пытался понравиться всем. Результаты такого рода двуличия могли оказаться катастрофическими, и прежде всего для него самого. Если раньше он лелеял надежду стать гарантом мира в Европе, то теперь сделался заложником партий, которые собирался примирить. И Людовик, и Вильгельм Оранский стремились взять английскую внешнюю политику в свои руки и сражались, не жалея средств, за влияние при дворе Стюартов с такой же яростью, с какой воевали за территории на военных полях Европы. Эти территории, судя по всему, стремительно подпадали под французское владычество. Людовику сдавалась крепость за крепостью, а после поражения Вильгельма при Касселе в его руки, похоже, вот-вот должны были перейти все Испанские Нидерланды.