Август

— Отчего ж, можно и подумать, — откликается Август. — Я приехал и оттуда, и отсюда, я приехал изо всех мест, которые есть на земле, и таким останусь. А что до Индии, то я и там побывал, меня отлично знает и Великий Могол, и все его принцессы, можешь не сомневаться! У меня до сих пор стоят десять, а то и все шестнадцать чемоданов и сундуков во дворце, и ключи от них у меня!

— Помолчал бы ты, Август! — в полном отчаянии восклицает она, чуть не плача от беспомощности и гнева. — Ну что ты за человек, если можешь так врать?! Вот что я хотела бы тебя спросить! Или ты не человек, а злой дух, про которого мы читали, как он вселился в стадо свиней. Но теперь я хочу каждому, кто придёт ко мне, выплатить его деньги, которые он пожелает получить за свои акции. Уж можешь мне поверить! А когда я выплачу всем до единого, не останется никаких акций и никакого банка. Ты понял? Никакого банка. Я разорю тебя дотла за твои дурацкие речи и за комедию, которую ты тут с нами разыгрываешь. Можешь тогда жить за счёт селения, меня это больше не касается. Тебе наверняка придётся жить за его счёт, но я из-за этого плакать не стану, с какой стати, и не надейся даже!

Поулине бежит прочь, она растеряна и возмущена, на лице у неё какое-то дикое выражение, и вообще она не похожа на себя. Дверь так и остаётся стоять настежь.

— Совсем спятила, — говорит Август. Однако немного погодя он просит Эдеварта сходить и посмотреть, не случилось ли с ней чего.

XIX

Удача — больше, чем можно было ожидать, и больше, чем заслужено: на пути от Сеньи домой рыбаки заперли косяк. Не такой уж и большой, но, учитывая тяжёлые времена, очень даже ничего, словом — удача. Рыбаки как раз обошли Фуглё и взяли курс на Поллен, когда это произошло. И они вернулись, потому что их словно окликнула сзади стая чаек, которые громко кричали и кружились в воздухе.

Вот так нежданно-негаданно может прийти счастье.

Радостная весть долетела до Поллена уже вечером, принесла в дома счастье и веселье, настроение у людей заметно улучшилось, миновали невзгоды, снова надвигалась пора великого процветания. Новая загородь — сельдь и деньги! Даже Теодорова Рагна перестала рассуждать о божественном и опять начала выходить на люди в пальто, хотя погода стояла тёплая и дело повернуло на весну. Впрочем, бедная Рагна, возможно, потому и куталась в пальто, чтобы скрыть от людей, как она отощала.

Август весь раздувался от гордости: «Ну, что я вам говорил?! Есть же сельдь в море!» Он разослал повсюду телеграммы и оповестил о запертом косяке, одно время он ниже вынашивал смелый план: сбывать сельдь в те дальние страны, где его знают. Прознав, однако, до чего мал этот косяк, решительно не стоивший того, чтобы поднимать такой шум, он тем не менее не растерялся, и вот по какой причине: оно и хорошо, что заперли так мало, большой косяк потребовал бы много лодок, и строительство фабрики отошло бы на задний план. Именно потому, что он вынашивал не одну идею, а превеликое множество, можно было с лёгкостью заменить ту, которая рухнула, на другую, более реальную.

Конечно, не обошлось без некоторых трений с владельцами судов, приехавшими скупать улов: Йоаким ничего не пожелал продавать, а Йоаким, надо сказать, был не просто хозяином невода, но и старостой, он не потерял голову от везения, напротив, он отлично помнил, какая нужда царит в родном селении, помнил он и разбойничьи выходки некоторых полленцев, он поставил загородь ради общины, ради Поллена. Против этого трудно было возразить, но покупатели, созванные телеграммой Августа, чувствовали себя одураченными.

— Зря ты отправлял им телеграмму, у меня теперь нелады с этими парнями, — сказал ему Йоаким.

Август готов был сам с ними объясниться.

— Пошли их ко мне, — сказал он.

Они пришли оба. Это оказались старые знакомые: банковские акционеры — хозяин невода Иверсен, который вышел в плавание со своим снаряжением, но запереть ничего не сумел, а потому и решил скупить чужой улов, а второй, тоже старый знакомец, был Людер Мильде, хозяин яхты «Роза», который вообще пришёл с грузом пустых бочек, для засолки, значит. Хозяин самого роскошного дома в Поллене, Габриэльсен, тоже присоединился к ним, просто так, за компанию, а те двое с места в карьер начали жаловаться, что их провели и с чего это Август дал телеграмму о большом улове, когда там и всего-то есть, что на ближайшие несколько дней.

Да, согласился Август, не по его, Августа, воле им не достанется сельди. Господи, Боже ты мой, он слишком долго пребывал во мраке, а потому и предался теперь необузданной радости при виде добрых друзей и знакомцев. Им следует узнать, через какие испытания он прошёл, он вообще теперь обратился к Богу.

Но Иверсен с жаром спросил Августа, какого чёрта тот телеграфировал о большом улове?

Так об том-то и речь, что он, Август, ударился в религию. Не в его обычае привирать и говорить больше, чем есть на самом деле, такого греха за ним нет, но не кажется ли им, что Божья милость, спасшая Поллен, очень велика? Да-да, милость Божья была велика, милость, а не улов. Вот что он, собственно, имел в виду.