Аватара клоуна

И опять его спутникам сделалось неловко, точно они занимались пустыми делами. Шёл девятый день их кончины, когда показывают грехи и отпускают рассчитаться с земными долгами.

– А ведь детьми вы были славными, – задумчиво продолжил толстяк. – Таких нельзя не любить.

– Дети все славные, – вздохнул лысый, у которого навернулись слёзы. – Это потом жизнь под свою испорченную гребёнку загоняет.

Дождь бил в стекло, стекавшие ручьи кривили деревья, фонари и одиноких пешеходов.

– А ты сентиментальный, – тихо заметил толстяк. – Как же ты стал убийцей? Да ещё за деньги?

Лысый взмок. Стало слышно, как стучит его сердце.

– Обозлился на весь мир, когда жена ушла. Нестерпимо, когда такие вот обирают!

Согнув пальцы «пистолетом», прицелился в рыжего. Тот съёжился.

– Не горячись! – накрыл «пистолет» толстяк. – Один раз ты его уже убил, и что – легче стало?

Рыжий подскочил, как ошпаренный, его глаза превратились в щели:

– Та-ак э-это о-он?

– Стрелял он, – с грустью подтвердил толстяк. – А к вечеру самого лишили земной прописки – сердце…

Рыжий начал отчаянно заикаться, морщась от напря жения:

– А кто-о же-е…

И не в силах закончить, замычал.

– Заказал кто? Да певец, твой приятель. Из-за наследства – ты же ещё не развёлся.

Кафе опустело, задрав рукав, толстяк посмотрел на часы.

– А его простишь? – кивнул он на лысого, который грыз заусенцы.

Рыжий стиснул зубы.

– Добро неотделимо от зла, – отрешённо произнёс толстяк, почесав нос кривым ногтем. – Потому что нет ни того, ни другого… Так простишь его?

Рыжий покачал головой.

– Значит, надеешься счёты свести? Будешь стучать себя в грудь? А ведь вы по-своему родственники, он за тебя даже денег не взял – жена-то у вас одна была.

Рыжий онемел. Казалось, он ждёт переводчика, который объяснит ему всё на понятном языке.

– Роковая женщина, – зевнул толстяк.

Долго молчали, уткнувшись в стену, оглохшие, точно цветы меж страницами забытой книги.

– А не всё-ё ли ра-авно, – растягивая слова, подвёл черту рыжий, – раз мы теперь вро-оде женщин – без возра-аста?

И протянул через стол руку.

– И ты извини, – пожал её лысый.

Поднялись ровно в полночь, когда кончилась гроза, задвинув стулья, которые высокими спинками окружили блекнущие на столе маргаритки.

Последнее путешествие Гулливера

Покинув страну благородных лошадей, этот англичанин, вспоминая безобразных йеху, не спешил вернуться на родину, а направил свой корабль навстречу солнцу. После долгого плавания шторм выбросил его на берег, пустынный, как ладонь нищего. По морщинам рек он побрёл вглубь острова, пока не наткнулся на изречение: «Слушай фразу до тех пор, пока не вывернешь её, как рукавицу».

Вот что он писал позже.

Эта надпись красовалась над дверью трактира, но прочитать её я, конечно, не смог. Я только и понял, что это искусственный рисунок. Потом я встречал его на пивных кружках, в мясных лавках, на уличных вывесках, татуировках, ладанках знатных дам, слышал пословицей и приговором на эшафоте. Дело в том, что туземцы проводят своё время в поисках тайного смысла, заключённого в слова. Подобно иудеям, убеждённым в скрытой подоплёке Писания, они строят иносказания, метафоры, как дома на песке, и живут в них до нового прилива красноречия.

«Форма неизменна, – утверждают они, – но содержание постоянно меняется».

Название их страны произносится двояко. Иногда Благ-двильбригг, иногда Шумриназ, и означает остров толкователей. Для благдвильбрижцев такое положение вещей не представляется удивительным, ведь язык, считают они, проявляет лишь ничтожное число наших сокровенных имён.

Как ни странно, книги о моих приключениях достигли этих далёких берегов. Через месяц, который я провёл у гостеприимного трактирщика, я уже начал понимать благдвильбрижский, и мой хозяин сообщил, что «таинственные записки», как нарёк он мои отчёты о плаваниях, вызвали здесь переполох, точно камень, свалившийся в курятник.