Авакум Захов против 07

Он пожимает плечами, отрицательно качает головой. Но когда бутылка наполовину опустела, у него развязывается язык. Но говорит он намеками, кружит вокруг да около и все время вздыхает.

"Что за курс! Дьявольский курс! Всё прямо бесятся, а господин Декс... Не советую попадаться ему на глаза!.. Что тут думать! Еще день-два, и мы войдем в зону льдов... На танкере! На этой скорлупе, которой лед и не снился... Войдем в зону полярной ночи и снежных бурь. На край света, на край света! Никто не может понять, что происходит! Господи, помилуй! Разве я когда-нибудь имел понятие, мог себе вообразить, что это такое - полярная ночь, пурга? Наш танкер - просто скорлупка, которая даже не нюхала льда..."

Я спрашиваю, есть ли у него талисман. Расстегнув куртку, он показывает мне медальончик на серебряной цепочке. С одной стороны лик богоматери, с другой - фотография улыбающейся молодой женщины.

- Жить вам сто лет! - уверяю я его.

Кондор глядит на меня с тоской и словно бы не верит.

20 августа. Холодно, мрачно. Солнце постояло на

горизонте до двух часов и скрылось. Печальное, без

лучей.

Тот же день, сумерки. Вверху, на третьей палубе, суматоха. Крик, беготня, даже тут слышно.

Как-то себя чувствует бедный профессор Трофимов?

О Наташе Николаевой я стараюсь не думать. Как только вспомню о ней, меня охватывает неодолимое желание выбежать наружу, на Железную улицу, на воздух. А там страшно - волны захлестывают ее, все смывая.

Терпение, терпение, еще пять дней! На пятый день я брошу последнюю карту. На пятый день я буду играть ва-банк!

21 августа. Какая стужа! Серое, сумрачное утро.

Взошло солнце, нет ли - понять трудно. Пролета

ют редкие снежинки.

Бросаю взгляд на часы у входа - ого! Еще на час убежали вперед. Меридианы быстро сужаются, мы плывем на юг, к Антарктиде. Ухмыляюсь: плывем к цели!

Выхожу на "улицу". Океан несколько успокоился, не захлестывает ее. Ветер кружит снежинки.

Бреду к носу корабля. И вдруг... На фоне сумрачного южного горизонта фигура человека. Повешенный. Его тело раскачивается из стороны в сторону, словно маятник. Человек висит на рее радиомачты.

На Железной улице пусто. Ветер кружит снежинки. В петле висит Сяо -у него связаны руки, он кажется еще меньше, чем на самом деле. Висит в петле и закрывает горизонт - то справа, то слева.

Я иду обратно и у входа сталкиваюсь с 07. Он веселый, глаза сверкают, от него разит ромом.

- Видали? - спрашивает он.

Забыв, что я - Шеленберг, отвечаю глухо:

- Видал.

- Сам повесился,- смеется 07.

- По-видимому,- пожимаю я плечами.

Он молча смотрит мне в лицо.

- Видно, сам в петлю влез,- повторяю я.

От ромового перегара меня мутит. Еще немного, и эти насмешливые огоньки в его глазах приведут меня в бешенство! Я больше не в силах оставаться в шкуре Шеленберга, голова идет кругом!

- Черт побери!-говорю я.- Чего это вы встали у меня на дороге?

Отстранив его, я иду дальше.

Мне становится не по себе. Я не идиот, я вполне даю себе отчет в том, что Сяо был моим врагом, таким же заклятым, как 07. И таким же жестоким. И все-таки... Какой-то человеческий закон был попран этой виселицей, этой казнью.

Одно дело-убить в схватке, когда вынуждают обстоятельства, и совсем другое - завязав человеку руки и надев ему на шею петлю, тащить его вверх, к рее мачты, и, ничем не рискуя, наблюдать, как медленно, мучительной смертью умирает твоя жертва.

Ко мне входит Смит, он навеселе, с ухмылкой хвастается, что они с Гансом получили награду - по пятьсот долларов каждый. Ночью на судовой радиостанции сцапали эту свинью, Сяо. Хотел что-то сделать с передатчиком.

- Смит,- говорю я, глядя ему в глаза.- Наверное, эта свинья Сяо, прежде чем забраться туда, на

мачту, исповедался перед господином Дексом во

всех смертных грехах? Как по-вашему?

Смит качает головой. Кондор набил утробу мясом, он по горло сыт и разговаривать не желает. Невольно можно напрячься, отрыгнуть что-нибудь еще непереваренное, нет уж, он предпочитает хихикать да бормотать что-то невнятное. Какая исповедь? Что за вздор я несу! Этот идиот Сяо был нем как рыба. Допрашивали его в кают-компании, в идеальной обстановке, но он молчал, прикидывался глухим или думал о чем-то своем. Быть может, о самурайском рае! Тогда господин Декс подбросил господину Франсуа свои сигареты и предложил ему

выкурить их на шее онемевшего идиота, этого болвана и дурачка Сяо. Франсуа прожигал сигаретами шею Сяо, а господин Декс велел включить оба вентилятора: так сильно пахло паленым, что его тошнило. Итак, Франсуа орудовал сигаретами, а господин Декс, опрокидывая бутылку с ромом, время от времени повторял: "Скажешь, желтый пес, чьей разведке служишь? Скажешь, желтый черт, кто твои пособники?" Но этот дурак Сяо проглотил язык и был нем как рыба. Даже похлеще рыбы!.. А потом этот недожаренный кусок мяса вздернули на виселицу, под самую рею...

Стиснув зубы, я в душе вздыхаю по Сяо. Верно, он был мой враг, но и о враге, достойно встретившем смерть, можно подумать со вздохом.

- А знаете, Смит,- говорю я, напрягая всю

свою волю, чтобы не плюнуть ему в физиономию,

я вижу вас посиневшим утопленником!

Он не так уж пьян.