– Что вам угодно? – спросила она, подслеповато щурясь из-за толстых линз очков.
– Я хотел бы видеть госпожу Сивиллу Гельрод.
Женщина – Лимек решил, что это нянечка, было в ней что-то такое сюсюкающе-неискреннее – повела его по гулким коридорами с арочными сводами вглубь старинного здания. Тишина оглушала, только поскрипывали подошвы ботинок Лимека по начищенному паркету и шуршал халат нянечки. Миновали столовую, откуда невкусно пахло подгорелым жиром, пустые классные комнаты, поднялись на второй этаж, миновали наглухо закрытые двери детских спален и приблизились к кабинету Сивиллы Гельрод. Здесь нянечка оставила Лимека, и он без стука вошел.
– Чем могу служить, молодой человек? – Госпожа Гельрод попыталась остановить его на пороге строгим взглядом и интонацией, но с сыщиком этот фокус не удался.
Он сел без приглашения и сказал:
– Меня зовут Лимек. Я репортер «Авадонского вестника» и пишу очерк о благотворительной деятельности выдающихся граждан Авадона.
– Ах, вот как? – Гельрод откинулась на спинку стула, такую же прямую и высокую, как сама смотрительница. – Мило. А бульварную прессу интересует благотворительность?
Ее тонкие губы разъехались в ехидной улыбочке. Личико у смотрительницы было детское, маленькое, гладенькое, почти без морщин, только волосы – совсем седые, и кожа на шее висела дряблыми складками, как у игуаны. Гельрод напоминала редкую рептилию, особенно – пристальным немигающим взглядом абсолютно черных глаз.
Лимек ответил с ледяной улыбкой:
– Скажем так: это – частное журналистское расследование по заказу одного влиятельного лица.
Сивилла Гельрод нахмурилась.
– Постойте. Я вас уже видела. Вы были на похоронах инженера Петерсена. Вы подошли к его дочери, когда все разъехались.
– Вот именно про Петерсена я бы и хотел поговорить...
– Вот еще! – фыркнула Гельрод. – С какой стати мне с вами обсуждать наших меценатов?
– А Петерсен входил в число меценатов? – уточнил Лимек, мысленно почесывая в затылке: плачевное состояние финансов инженера не давало повода заподозрить его в филантропической деятельности.
– До свидания, господин Лимек, – поджала губы Петерсен. – Покиньте, пожалуйста, мой кабинет, или я вызову охрану.
Ах ты, стерва, подумал Лимек. Нажать на нее? Хотя... Не стоит. Вряд ли старая вредная сука испугается публикации в «Авадонском вестнике» того факта, что бывшая растлительница малолетних работает в детском приюте – слишком уж она уверенно держится, так ведут себя те, кто во всем полагается на могущественных покровителей. На этом и сыграем.
– Видите ли, госпожа Гельрод. Вы меня не совсем верно поняли. Я работаю на Ламара Ксавье, если это имя вам о чем-то говорит...
С этими словами Лимек достал из бумажника визитку фабриканта.
– Это он рекомендовал мне обратиться к вам по поводу инженера Петерсена.
При виде визитки на лице Сивиллы Гельрод нарисовалась услужливо-заискивающая мина, а голос откровенно залебезил:
– Что же вы сразу не сказали, господин Лимек! Прошу простить меня за грубость, вы же понимаете, ведь сегодня такой день... Эти вороны! Это ужасно! Я вся на нервах... Так что бы вы хотели знать?
– Как давно вы знали инженера?
– Шесть лет, – с готовностью ответила Гельрод. – С самого первого рабочего дня. Если бы не господин Ксавье... Передайте ему от меня самые теплые пожелания!
– Обязательно, – пообещал Лимек. – А что Петерсен делал в приюте? Помимо пожертвований?
– Ну, – почти натурально смутилась Гельрод. – Вы понимаете... Я могу быть с вами откровенной? Ну да, конечно же, могу... В нашем приюте так редки случаи усыновления сироток...
– И?
– И поэтому... Мы установили... э... политику открытых дверей для наших меценатов, – выкрутилась Гельрод.
– Что это значит? – продолжал давить Лимек.
– Ну... Сиротам так не хватает родительского тепла... А наши меценаты слишком заняты, чтобы взвалить на себя ношу полной ответственности за ребенка! И мы нашли компромисс...
– Вы сдавали детей в аренду? – спросил Лимек напрямую.
– В основном девочек, – сказала Гельрод. – Но вот Персиваль как раз предпочитал мальчиков. Точнее, одного конкретного мальчика...
К горлу подкатила тошнота. Сколько лет он занимался этой работой, а привыкнуть так и не смог. Решил для себя раз и навсегда, что нет предела гнусности человеческого естества, и что никого и никогда нельзя понять до конца, хоть проживи с ним целую жизнь.
– Я могу увидеть этого мальчика? – спросил сыщик.
– Увы, это невозможно! Сорванец сбежал три дня тому назад! Ночью!
– В ночь со среды на четверг?
– Совершенно верно.
Уж не поэтому ли инженер-содомит наложил на себя руки? Если бы все было так просто, вздохнул Лимек. Он достал из бумажника сотенную купюру, послюнил химический карандаш и написал на ней свой рабочий номер телефона и домашний код пневмопочты.
– Если мальчик объявится, дайте мне знать.
– Всенепременно, – закивала смотрительница, улыбаясь на прощание. – Не забудьте про мои наилучшие пожелания господину Ламару! Он ведь наш постоянный клиент!
15