Аут

На этот раз пламя выбрало Лорда и еще одного, безымянного. Со знакомым Морлу визгом Лорд метался между стен подвала, разбрызгивая огонь, пока не свалился на пол. Тогда визг ушел в небытие, а пламя, отплясав на трупе, перекинулось на большой деревянный стол, стоявший по центру просторного помещения. Второй «опекун» издал лишь короткий страшный крик и сразу упал – на алтарь, где уже взрезала себе живот очередная жертва. Женщина, придавленная горящим телом, не извергла из себя ни звука. Огонь равнодушно обглодал и ее.

«Опекуны» ошеломленно безмолвствовали. Морл скорчился у стены, трясясь, задыхаясь, хрипя. На губах вздулась пена, скрюченные пальцы царапали пол. Он не мог вместить в себя столько пищи. Но ей больше некуда было деваться. Корм впихивал себя в нутро Морла, и от него не было спасения. Даже извергнуть его, как обыкновенную еду, было невозможно.

Затем пришел короткий миг беспамятства. Очнулся Морл уже в своей спальне. Златы рядом не было, а он нуждался в ней как никогда прежде. Только она могла успокоить его, прогнать слабость, вернуть уверенность. Они не имела права оставлять его в таком состоянии!

Он встал, постоял, перебирая ощущения тела. Тело чувствовало себя прекрасно. Но в сознании плавала горечь – как во рту от грейпфрута.

Морл прошел по всем комнатам, где могла быть Злата. Ее не было. Он постоял немного в коридоре, недоумевая и прислушиваясь. На этаже было тихо и пусто. Все куда-то подевались. «Опекуны» наверняка устроили стратегический совет, сообразил Морл, кривя губы. Гадают, что на напасть во второй раз постигла их предприятие. Но Злата их не интересовала. Она должна быть где-то неподалеку, он это знал. Или чувствовал.

Он двинулся вдоль длинного и широкого коридора, останавливаясь возле каждой двери и вслушиваясь.

И вдруг до него донесся ее смешок. Точно она наблюдала за ним исподтишка, играя в прятки. Потом еще. И еще.

Морл остановился на полушаге, будто зацепился ногой за воздух, шагнул к противоположной стороне коридора и дернул дверь.

Он не мог видеть их. Но знал, что здесь двое. Она и еще кто-то. Голые. От их распаленной плоти неприятно тянуло жаром.

С ним она никогда не становилась такой горячей. С ним она хранила прохладу своего нежного тела, которую можно было пить как утреннюю росу. Наверное, ее взгрел этот самец, которого она выбрала для короткой утехи и который сейчас испуганно хлопал глазами, пытался оторвать ее от себя и сбежать. Морл ощущал его растерянность, читал его ничтожные желания, слышал вонь его мелкого жуличьего страха. Это не «опекун», догадался он. Кто-то из обслуги.

Злата продолжала хихикать. Ситуация лишь забавляла ее. Она даже попробовала заставить своего горячего, взмыленного коня продолжать. Но тот бессловесно отбрыкивался.

Морл понял, что он тут лишний, захлопнул дверь и ушел к себе.

Немного позже он почувствовал ее присутствие. Она неслышно прокралась в комнату, устроилась на полу и просто сидела, ничего не делая. Он даже не знал, смотрит ли она на него или, может быть, уткнулась глазами куда-нибудь в потолок и, как обычно, загрустила. Только ее грусть наверняка была злой и бесстыжей.

И вдруг она запела. Слова, как всегда, были незнакомы ему. Но интонации песни и провизги в голосе говорили о том, что это шальная скабрезность, пьяный уличный мотивчик, лихой гимн распутства.

Закончив петь, она ушла.

Он ничего не сказал ей. Но после этого больше никогда не прикасался к ее телу.

Она по-прежнему приходила к нему и уходила, когда хотела, сообщала о том, как живется в ее подрастающем животе их ребеночку, иногда принималась рассказывать анекдоты, мешая русские и английские слова так, что Морл почти ничего не понимал и не знал, над чем она смеется.

Он сознавал, что такой ее сделал он сам. Что уже никогда она не будет прежней. Былое благословение иссякло. Он бы мог прогнать ее, но от этого удерживал ребенок. Морл не хотел расставаться с ним. В этом ребенке была его жизнь и ее. Быть может, ребенок заменит ему свою мать и сможет дарить благословенный покой дольше, чем она?

В ту ночь, когда погиб Лорд, Морлу, исходящему пеной на полу, казалось, что он тоже умирает – от обжорства. Проглоченный корм душил его, как бесплотный дух, мертво вцепившийся в глотку. Когда же все кончилось, точно так же душить его стала мысль о следующем разе.

У него был целый месяц до следующего раза, чтобы найти решение. И он нашел его.

Ночью накануне нового срока, ему пришло в голову обследовать подвал. Он не знал, что хочет там отыскать, но звериное чутье звало именно туда.

Пробраться по дому незамеченным, тем более ночью, для Морла не было проблемой. Он угадывал чужое присутствие на большом расстоянии и мог использовать это преимущество. Но даже прятаться и затаиваться особенно не пришлось. Обслуга жила в другой половине дома, «опекуны» – этажом выше. Вокруг комнат Морла само собой образовалось пространство отторжения. Разумеется, его это ничуть не трогало.