Зачем главнокомандующему армии, сражавшейся в Италии, потребовались эти далекие земли?
Ответ можно найти в корреспонденции Бонапарта. В письме правительству от 29 термидора V года Республики (16 августа 1797 г.) он пишет: «Острова Корфу, Занте, Кефалиния важнее для нас, чем вся Италия (!). Я думаю, что если нам придется выбирать, лучше было бы вернуть императору Италию
Недалеко то время, когда мы ощутим со всей ясностью, что, чтобы действительно разгромить Англию, нам нужно будет захватить Египет. Состояние обширной Оттоманской империи, которая рушится на глазах, вынуждает нас заранее подумать о сохранении нашей торговли с Левантом» .
Да, молодой полководец быстро вырос из своего мундира командующего одной из армий Республики. Теперь, хотело того правительство или нет, он начал думать о глобальных вопросах геополитики и решать их так, как считал нужным. Впрочем, у него был наставник. Этим «учителем» стал знаменитый деятель революции, а впоследствии и Империи, министр иностранных дел правительства Директории Шарль-Морис Талейран. Этот непревзойденный мастер политических интриг, хитрый и ловкий, впоследствии станет одним из тех, кто погубил империю Наполеона, однако в 1797 г. никто, конечно, не мог предсказать событий столь отдаленного будущего. Молодой генерал видел, конечно, в этом человеке его безнравственность и цинизм, однако не мог не восхищаться его умом, проницательностью, великолепным знанием всех пружин политики европейских держав и, как это ни покажется странным, стремление и умение защищать национальные интересы. Именно Талейран подсказал Бонапарту мысли о том, что Франция должна думать о приобретении колоний, и в частности о том, что весьма полезно и просто (!) было бы овладеть Египтом. Это завоевание послужило бы, по мысли Талейрана, развитию французской торговли, промышленности и заодно нанесло бы удар по морскому и колониальному владычеству Англии.
Но ведь Египет, по крайней мере формально, принадлежал турецкой империи, старому союзнику Франции. Как можно сочетать поддержку союзника с желанием расчленить его государство? Это, пожалуй, самый щекотливый вопрос не только во внешней политике Франции, но также и всех других великих держав этого времени, т.е. России, Англии, Австрии. Каждая из них, так или иначе, думала о расчленении Оттоманской империи и захвата ее земель, однако была готова заключать союз с турками и поддерживать их против тех, кто желал это сделать вместо нее. Точно так думал и действовал Талейран. В ноябре 1797 г. он представил рапорт Директории о необходимости союза с Турцией и защите ее целостности и в тот же день (!) начал писать другой доклад правительству, который начинался следующими словами: «Зачем мы будем и далее жертвовать собой ради сохранения державы, дружба которой весьма сомнительна, а состояние такое, что она вот- вот рухнет. Египет ничего собой не представляет для Турции, да и власть ее в Египте не более чем призрачная... Экспедиция в Египет может начаться не ранее 1-го мессидора*, но она столь легка в исполнении (!), что можно быть уверенным, что мы сумеем овладеть Египтом в конце термидора**»8.
Овладение Египтом должно было сопровождаться, по мысли Бонапарта, освобождением Греции от турецкого владычества и установлением там если не французского господства, то, по крайней мере, французского влияния.
Наконец, в письме Талейрану, написанному буквально через несколько часов после подписания Кампо-Формийского мира, главнокомандующий Итальянской армией определяет внешнеполитические приоритеты Франции, пророчески предсказывает будущее: «Англия сумеет воссоздать коалицию. Война, которая была недавно еще национальной и народной, тогда, когда враг стоял у нас на границах, стала войной безразличной народу, войной лишь правительств. В такой ситуации мы рано или поздно потерпим поражение (!)». Отсюда Бонапарт делает вывод: «Нужно, чтобы наше правительство разгромило английскую монархию, иначе оно само будет уничтожено деньгами и интригами этих деятельных островитян. Настоящий момент дает нам большие выгоды. Сосредоточим же нашу деятельность на флоте и разобьем Англию...»9