Аустерлиц

Артиллерия есть род войск, одинаково грозный как при нападении, так и при обороне.

Генрих Жомини

Полковник Ермолов не утерпел, он не мог спокойно смотреть на то, как сейчас французские кирасиры уничтожат егерей. Конная масса, вытянув вперёд клинки приближалась с неумолимостью схода горной лавины. Словно огромные коричнево-зелёные валуны, пуская зайчики лучей выкатившего на небо Солнца от начищенных до блеска кирас, эта лава неслась к жиденькой цепи в чёрных черкесках.

— Развернуть орудия, шрапнелью, взрыватель на тысячу метров, огонь по готовности! — Заорал он на своих артиллеристов и отвернулся снова к приближающемуся концу егерей. Хоть отомстит.

Бабах. Первая пушка всего через минуту послала в кирасир шрапнельную граната. Бабах. Это почти в упор сделали последний в своей жизни выстрел отважные воины.

И тут Алексей Петрович понял, что было за спинами плотно стоящих цепью егерей. Конечно, там овраг, на краю которого он остановился, делает небольшой прогиб на восток. Туда, сметя жиденькую чёрную цепь, и ухнули сотни всадников тяжёлой французской кавалерии.

Бабах. Бабах. Бах. Это остальные его двенадцать орудий отправили по французам шрапнельные гранаты.

В это время из-за спин несущихся к своей смерти всадников жиденьго пукнули французские пушчонки малокалиберные. Но дымами своё место указали.

— Огонь по батарее. Шрапнелью, запал на полторы тысячи метров, беглым огонь.

Долго, долго как. Французская батарея ещё раз успела выстрелить. Но это всё было ерундой по сравнению с тем массовым самоубийством, что совершала сейчас элитная французская кавалерия. Прямо целыми полками они ухали в овраг и калечились там, да чего там калечились, они там сотнями гибли. А следом летели и летели следующие. И при этом противоположный пологий спуск в овраг каждые десять секунд окутывался новыми клубами дыма. Егеря и гренадёры дорого мстили за своих погибших товарищей.

— Огонь, сукины дети! Огонь! — подогнал своих полковник.

Нет, быстрее не забегали. Его крик им не нужен. Пушкари торопились, как могли. Бабах. Пусть чуть и не стройный залп, но все тринадцать его пушек, а не пушчонок, послали шрапнельные гранаты по французской батарее. Бах, бах, защёлкали взрывики в небе, и Ермолов представил как сотни свинцовых пуль выкашивают канониров, наводчиков и прочую обслугу у врррррагов. Бабах и через минуту второй залп.

Надо отдать французам должное. Его заметили и посчитали угрозой, от далёкого ещё хвоста колонны в его направлении отделился полк вместе с командиром и знаменосцем. Карабинеры в огромных чёрных медвежьих шапках. Скорее всего — 1-й карабинерский полк 1-й дивизии тяжёлой кавалерии. Ерунда, человек двести их.

— Батарея, прямой наводкой картечью по карабинерам, дистанция тысяча метров, беглым, огонь!

Пока всадники в мохнатых шапках и тёмно-синих с алым мундирах приблизились на триста метров батарея успела сделать два залпа по ним. Из двух сотен до этого рубежа добралось не более пятидесяти. Они вообще на что надеялись, что при виде их медвежьих шапок тут все обделаются и разбегутся?!

— В ружьё. Беглый огонь. — Четыре сотни его артиллеристов прекратили заряжать орудия подбежали к установленной чуть поодаль пирамиде с заряженными ружьями Бейкера и, проверив порох на полке, стали стрелять по приближающимся карабинерам «Великой армии». Ну, да себя не похвалишь, как обдристанный ходишь. Одного залпа и хватило. Каждый всадник по несколько пуль словил.

— Батарея! — не дал своим насладиться победой Ермолов, — Шрапнелью заряжай, огонь по хвосту колонны.

Ситуация на поле боя за то время пока они уничтожали полк конных карабинеров изменилась. Овраг полностью наполнился французами и нашлись видимо генералы, что смогли, теперь уже поняв, что попали в ловушку, развернуть коней и уменьшившаяся в три раза колонна французской кавалерии, чуть не доезжая до рядов чёрных егерей и гренадёров, стала заворачивать на север.

Наивные албанские юноши, — как говаривал Пётр Христианович. Слонобои бьют на семьсот метров, и уйти из-под обстрела не так-то просто. Да ещё и не вышли они с дистанции эффективного огня и ружей Бейкера. Те, на три сотни метров, попав в человека, ранят его или убивают. Две минуты, два залпа его пушкари сделали, десяток залпов произвели егеря с немцами. И от пары тысяч всадников осталась одна. И тут мимо Ермолова с его батареей пронеслись, визжа и улюлюкая, сначала лезгины, а потом и казаки. Тысяч пять. Разорвут эти жалкие остатки «Великой армии» в клочья. «Напрасно старушка ждёт сына домой»! Какие ёмкие образы иногда выдаёт хан Петер.