Ехали не останавливаясь. Это для моей многострадальной задницы было тяжеловато, с непривычки-то. Но я терпел. Девушки себя чувствовали хорошо, а я тут… ыыыыыыыы! Питались на ходу чем-то вроде сырокопченой колбасы, и тут же запивали водой или кумысом. Мне это тоже в лом. Зубов-то почитай и нет. До кочевья ехали таким медленным темпом почти сутки. Страна степей меня не сильно впечатлила. Мелкий кустарник, дюны перемежаются с живыми лужайками. Отроги гор, холмы и ложбины. Перелески. Но вот, доехали.
Какое-то тут нездоровое оживление. Смешались кони, люди. Талгат сходу рванул к какому-то мужику и, похоже, вставляет ему крепкого пистона. Тот что-то оправдывается и, после очередного пинка от командира, орет благим матом. Двенадцать человек прыгают на коней, прихватывают с собой ревкардинала и куда-то сматываются. Я посмотрел им вслед. Руки ему за спину, и с размаху бросили в чёрный воронок. Конец котёнку. Талгат подъехал ко мне и говорит:
— Это десяток Мангута. Я их отправил к Улахан Тойону. Пусть всё расскажет, много новостей. Это они твоих коней от Пяти Пальцев забрали, вместе с угнанными. Теперь все твои лошади на месте.
Я медленно соображаю. Это что ли те, кто убили двоих охранников и угнали коней? Паскудники. Чуть меня не заставили пешком переться. Осматриваю кочевье.
Три юрты, весьма затрапезного вида, четыре осла, лошади, бараны. Из юрты выползает старуха. Нет, не старуха. Когда она вышла на свет, стало видно, что ей лет тридцать пять, не больше. Просто она согбенная то ли от горя, то ли от непосильного труда. Да ещё и на сносях. Одета в заношенный халат, на ногах чувяки. На голове намотан невообразимый платок, закрывающий лицо. Лишь глаза блестят. С ходу начинается наезд на Талгата, какие-то претензии по поводу убитых, что-то про коней. Это походу, порода такая, вечно всем недовольная. Моя первая жена такая же была. У-у-у, ненавижу. Но командира таким не проймешь. Он на неё прикрикнул, и безапелляционно объявил, что сей момент она со своим скарбом присоединяется к роду Белого Ворона. То есть ко мне. Старуха, вместо того, чтобы вякать, притихла, посмотрела на меня, на мой кортеж и промолчала. К ней подбежала Алтаана с криком: "Мама, мама, я вернулась!" Хоть какой-то позитив, семья воссоединилась. Они пошли ворковать, а Талгат пошевелил рукой, и его бойцы начали располагаться.
Я тоже решил поучаствовать в руководстве, цыкнул на своих девок – типа, кому спите? Они уже вовсю приступили к разгрузке лошадей. Я пригорюнился. Нахрен мне сдалось это счастье? И у меня у самого нет ничего, чтобы даже поспать лечь и укрыться. В общем, достойный хозяин этого нищего рода. Появился мальчонка лет семи, зыркнул на меня и исчез. Я пошел допрашивать своих женщин. Оказалось что во время налёта убиты хозяин и два его сына. Малец, Мичил – это брат убитых парней и Алтааны. Киска и Нюрка – жены сыновей. А Сандра – сестра Даяны, но, походу, её братцы приходовали на пару. А может и папик между делом заправлял артёмку в депо. Но никаких признаков разброда и шатания в семье нет, и траурных церемоний тоже не будет. Ну, там, завываний, на кого ты нас покинул, слез и выдирания волос, распластавшись на могилках покойных, и всё такое. Прагматично всё.
Тем временем Талгат раскомандовался. Построил всю новоявленную родню в шеренгу. Меня поставил напротив, рядом с собой, и объявил, что-то, типа, волею Тэнгри и Улахан Тойона Старшего рода Белого Коня, он, Талгат, объявляет, что по Закону отца чьего-то-там, Род Серой Куницы становится Родом Белого Ворона. Малец может восстановить Род Серой Куницы, как только докажет, что сможет его содержать. После этого все подходили ко мне, становились на колено и целовали мой кинжал. Дальше началась экзекуция пленников.
Старушка-мама притащила старьё и ветошь, какие-то штаны и рубахи. Талгат скомандовал и пленникам развязали руки и заставили раздеться догола. Талгат произнес какую-то словесную формулу, сунул мне в руки старые тряпки.
— Отдай им, — и показал на пленных.
Я каждому выдал штаны и рубахи. Они оделись, но вид у них был, будто воздух выпустили. Как будто выдернули стержень. Я не понимал подобного преображения, но Талгат пояснил:
— Ты у них забрал санаа сюрун. Они теперь, как мёртвый, пока ты им не отдашь обратно. Раньше можно было убежать, а теперь нет. Нет санаа сюрун – нет жизни. Будут твой кулут.
— А как вернуть ему этот… санаа?
— Это надо так делать. Берешь в руки его нож и пояс, отдаешь со словами "Я тебе отдаю твой санаа сюрун".
Это мне напомнило китайцев. Тоже народ с придурью. Типа потерял лицо – можно даже не вешаться, ты уже не человек. Причем, это их самоощущение, а не мнение окружающих. Ну что ж, хорошо. Пусть будут смирные на счёт внутренних резервов. Как я понял, рабства, как в моем понимании, у них нет. Вот такие преступники, которых не казнили сразу, рассредоточивались по разным родам. Они жили, ели и пили со всеми вместе, но только были, такие… опущенные что ли. На этом протокольные мероприятия закончились. Так я стал многоженцем, рабовладельцем и кочевником.