Читаем Аттила полностью

Гунны, мужчины и женщины, в панике ринулись кто куда.

Напрасно предводители пытались остановить их. Напрасно Хелхаль рвал на себе волосы, умоляя не покидать господина. Напрасно Дженгизиц стегал беглецов бичом, он сам был сброшен с коня и очутился под копытами.

Хелхалю удалось, наконец, забраться на верхний ярус ступеней, окружавших дворец.

— Не верьте германке! Она лжет! — кричал он с возвышения. — Как и ты, Дзортильц, бежишь?! — Он схватил начальника стражи, недавно обмывавшего вместе с Хелхалем труп повелителя. — Остановись! Она лжет!

— Нет! Не лжет! — вырвалось у воина. — Бегите от проклятого трупа! Я сам видел, клянусь, у него во рту прядь золотых волос…

Паника усилилась.

Хелхалю удалось удержать у шатра лишь нескольких преданных ему рабов. Он боялся, что германцы уничтожат палатку вместе с покойником.

Но им было не до того — они отражали натиск гуннов, которые среди всеобщего смятения, валили прочь, круша друзей и врагов.

В то время, как Ардарих стоял на месте, Визигаст и Дагхар со своими людьми пытались пробиться с южной стороны площади туда, где возвышалась башня, в которой была заточена Ильдихо. Дагхар прокладывал себе дорогу мечом, с трудом продвигаясь вперед.

Вдруг король Визигаст воскликнул:

— Дагхар! На крыше гунн! Она погибла!

Дагхар на миг остановился и, взглянув вверх, выдохнул:

— Это Дженгизиц. Она борется с ним.

В отчаяньи бросился он вперед, изо всех сил работая и мечом, и копьем. Но если бы дорога была и вовсе пуста, он и тогда не поспел бы на помощь своей возлюбленной.

<p>Глава девятая</p>

Поднявшись на ноги, Дженгизиц постоял, привалившись к чьему-то покинутому коню и едва перевел дух: в глазах темнело, в ушах стоял звон. Толпа бегущих вновь едва не сшибла его, но кто-то узнал:

— Это же сын царя, Дженгизиц! Он ранен, не задавите его!

И все пронеслись мимо. Дженгизиц собрался с силами и обратил взор на башню.

Новые толпы оттеснили его.

— Пропустите меня, — прохрипел он, обращаясь к бегущим. — Пропустите меня, гунны! Я прошу вас. Слышите? Дженгизиц просит!

Такая страсть прозвучала в его словах, что гунны отступили, отталкивая своих соседей.

— Дженгизиц просит? Этого еще не бывало!

— Пропустите сына господина!

— Что хочешь ты, господин? Бежать?

— Нет, отомстить! — прохрипел он, расталкивая бегущих и, выхватив из-за пояса свой кривой меч, помчался к башне. Дверь не уступала ударам. Одно только это и спасало доселе Ильдихо. Часовые ее бежали давно, при первой же вести о происшествии, унеся с собой ключ, и крепкая дверь, запертая еще, кроме того, на железный засов, выдержала все нападения.

— Топор! Гору золота за топор!

— Вот тебе топор, Дженгизиц! — крикнул пробегавший мимо гунн, выхватывая свой топор и бросая его князю.

— Я научу тебя бегать, собака! — закричал он и, кинувшись за гунном, рассек ему череп. Потом он начал разбивать дверь. Во все стороны летели щепы под сильными взмахами топора. На противоположном углу, в другой башне, также покинутой часовыми, в низком окне через щель ставня за работой Дженгизица с напряженным вниманием следила пара глаз.

<p>Глава десятая</p>

Между тем Ильдихо с гордостью и радостью, но вместе и со страхом следила за поразительными последствиями своего поступка. Она смотрела на смятенное бегство гуннов, на их стычки с германцами, видела издалека своего возлюбленного и отца, спешивших освободить ее, но очень медленно приближавшихся к месту ее заключения.

Опершись на перила крыши, она наблюдала с волнением за всей картиной, не обращая внимания на нередко падавшие возле нее стрелы, пущенные неверной рукой бегущих мимо гуннов.

Удары топора в дверь внизу также не встревожили ее, и она продолжала следить за приближавшимся Дагхаром, когда внезапно с крыши ближайшего дома, по ту сторону соседней улицы, раздался громкий голос.

— Ильдихо! Ильдихо! Беги! Он убьет тебя! Беги с крыши в погреб, спасайся! Он сейчас придет!

Обернувшись на голос, она увидела на углу широкой улицы, на крыше, стоявшего человека, который кричал и делал ей знаки.

— Эллак! Ты здесь? Что тебе нужно?

— Не спрашивай! Спрячься! Я не могу перескочить к тебе, слишком далеко. Он убьет тебя!

— Кто?

— Брат Дженгизиц! Он ломает дверь! Вот он!

Из узкого отверстия в виде люка, ведшего на крышу, высунулось отвратительное, окровавленное лицо гунна. Он уронил топор при входе и держал в зубах длинный нож, оставив обе руки свободными, чтобы цепляться по ведшей сюда веревочной лестнице.

Как ни велико было мужество Ильдихо, сердце ее охватил смертельный ужас. У нее мелькнула мысль броситься с крыши, только бы избежать рук Дженгизица, но башня была очень высока, прыжок означал неминуемую смерть, и она кинулась вперед, чтобы столкнуть врага в люк, пока он не вылез на крышу. Но уже было поздно: он стоял перед ней.

— Дагхар! — крикнула она. — Дагхар! На помощь!

— Кричи! — насмешливо сказал он. — Горе тебе, убийце величайшего из людей! Жаль, что нет времени помучить тебя. Но жить ты не будешь!

Перейти на страницу:

Все книги серии Борьба за Рим (Дан)

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза