Никто у них не пашет и никогда не коснулся сохи. Без определенного места жительства, без дома, без закона или устойчивого образа жизни кочуют они, словно вечные беглецы, с кибитками, в которых проводят жизнь; там жены ткут им их жалкие одежды, соединяются с мужьями, рожают, кормят детей до возмужалости. Никто у них не может ответить на вопрос, где он родился: зачат он в одном месте, рожден – вдали оттуда, вырос – еще дальше.
Когда нет войны, они вероломны, непостоянны, легко поддаются всякому дуновению перепадающей новой надежды, во всем полагаются на дикую ярость. Подобно лишенным разума животным, они пребывают в совершенном неведении, что честно, что нечестно, ненадежны в слове и темны, не связаны уважением ни к какой религии или суеверию, пламенеют дикой страстью к золоту, до того переменчивы и гневливы, что иной раз в один и тот же день отступаются от своих союзников. Без всякого подстрекательства, и точно так же без чьего бы то ни было посредства, опять мирятся.
Этот подвижный и неукротимый народ, воспламененный дикой жаждой грабежа, двигаясь вперед среди грабежей и убийств, дошел до земли аланов, древних массагетов... »
Согласитесь, описание невольно внушает ужас!
Это уже не рать, это некая ужасная и неотвратимая стихия, словно призванная сокрушить сами основы цивилизации. Забавно, что описание Марцеллина, в действительности даже не видевшего гуннов (!), стало матрицей для его последователей, нередко вообще забывавших о чувстве меры.
Так, например, маститый готский историк Иордан изображал гуннов следующим образом: «Это низкорослые, грязные, мерзкие дикари, порождения ведьм и нечистых духов; вместо головы у них бесформенный ком, а вместо глаз крохотные отверстия... Свет, ниспадавший на свод черепа, едва достигает у них запавших внутрь зрачков. ...Хоть и обладают они обличьем человеческим, но жестоки, словно дикие звери».
И тот же Иордан далее, характеризуя самого Аттилу, упоминает о его горделивой поступи, сознании им своего величия, властном характере и умеренных потребностях. Нельзя не отметить противоречивых деталей, но таково уж было свойство пиара древности, что гунны и их предводитель Аттила сохранились в памяти поколений как жуткие нелюди, дикие исчадия ада.
А ведь на самом деле подобная информация совершенно не соответствовала действительности! Как справедливо замечает Отто Менхен-Гельфен, один из самых известных в мире специалистов по гуннам, «демонизация гуннов не препятствовала латинским историкам и религиозным исследователям изучать прошлое гуннов и описывать их так, как это сделал Аммианус. Тем не менее запах серы и жар адского пламени, в которые обволакивались гунны, отнюдь не благоприятствовали историческому исследованию»[2].
Увы, к сожалению, наука довольно нередко грешит своей склонностью следовать распространенным штампам. Так, например, еще на излете 1960-х годов и в отечественной историографии явно преобладало мнение о том, что гунны – это алчные и ничтожные грабители; что касается Аттилы, то за ним прочно закрепился ярлык примитивного и кровожадного разбойника. Подтверждение этому можно найти, например, в статье Л. А. Ельницкого, опубликованной в таком авторитетном печатном издании, как «Вопросы истории».