Атрибут власти

– Мне кажется, ты его демонизируешь. – Машков уже не скрывал своей давней дружбы с Дронго, обращаясь к нему при всех на «ты». Или пытался таким образом отчасти загладить свою вину.

Но Дронго держался с ним сухо и не торопился восстанавливать прежние отношения.

– Насколько я сумел понять, Гейтлер – лучший специалист в области подготовки террористов и осуществления террористических актов в мире, – продолжил он. – А это значит, его нельзя недооценивать. К тому же он много раз бывал в России, родился здесь, хорошо знает местные привычки и обычаи. В общем, идеальная машина для убийства.

– Не перехвали, – мрачно посоветовал Машков, – хотя, похоже, ты прав. Надо подождать, когда они выйдут на связь с этим Холмским. Хотя бы несколько дней. Пока не нашли Абрамова, у нас еще есть время, если наш эксперт правильно все просчитал.

– Утром на телевидение звонили из Махачкалы, – напомнила Чаговец. – Они требуют пять миллионов долларов, которые нужно передать через два дня в Таллине. Мы проследили звонок. Телефон был куплен в Ростове, а звонили из Махачкалы. Аппарат был отключен ровно через минуту после разговора и, очевидно, уничтожен.

– Махачкала и Ростов, – победно произнес Богемский, – ваша теория, Дронго, рассыпается в прах. Они купили аппарат не в Москве.

– Это лишь доказывает, что они учатся на собственных ошибках, – парировал тот.

– Абрамова похитили чеченцы, – убежденно заявил Богемский, с ненавистью глядя на эксперта. У генерала были глубоко посаженные глаза, покатый череп, тонкие губы.

– Почему обязательно чеченцы? – поинтересовался Дронго.

– Или другие кавказцы, – отозвался генерал, – они не простили ему объективной позиции в вопросе о войне в Чечне.

– Звонивший говорил с характерным кавказским акцентом, – поддакнула Чаговец.

– У вас есть доказательства? – спокойно поинтересовался Дронго.

– А у вас? – разозлился Богемский. – Вся ваша теория «газетных заговоров» построена на одних предположениях.

– Не совсем, – решил, что пора вмешаться, Машков, – вы ведь прочли беседу Холмского с журналисткой. И давайте не будем высказывать друг другу необоснованных обвинений. Мы делаем общее дело.

Нащекина подошла к Дронго.

– Мне иногда бывает стыдно за наших коллег, – призналась она. – Надеюсь, вы не обижаетесь?

– Если бы обижался, то не вернулся бы обратно в Москву, – откликнулся тот. – А вообще я некоторым образом считаю себя должником вашего президента.

– В каком смысле? – не поняла она.

– Несколько лет назад в Баку на него готовилось покушение, – пояснил Дронго. – Азербайджанские спецслужбы узнали об этом, когда взяли террористов, но предупредили российскую сторону о том, что опасность террористического акта остается. Президент не отменил своего визита. Просто по согласованию со службами охраны перенес его на более ранний утренний час. И прилетел в Баку. Можете себе представить, как он рисковал? Однако визит состоялся. Я думаю, что возвращаю ему часть того долга. Он мужественный человек.

– Я об этом не слышала, – призналась Нащекина. – Как вы думаете, что лучше сделать в Таллине? Отдать деньги или задержать посредника?

– Не знаю. Решение принимаю не я. Но, полагаю, будет идеально – выплатить им часть суммы и потянуть время.

– Я тоже так считаю, – согласилась Нащекина. – Предложите этот план генералу Машкову.

– Нет. Лучше вы сами. Вас послушают быстрее, чем меня. Вы же видите, с каким трудом меня здесь терпят.

– Ладно, – согласилась она, – сделаю. Посмотрим, как он отреагирует.

– Хотя нет, – неожиданно остановил ее Дронго. – Это может быть опасно для Абрамова. Если позвонил человек с кавказским акцентом, значит, они решили провести эту игру до конца. Чтобы противная сторона поверила в их решимость и звериную жестокость, они могут не остановиться ни перед чем. Например, отрезать ему палец, создавая себе определенный имидж. Я думаю, мы не имеем больше права ждать – необходимо сегодня же допросить Холмского.

– Вы говорили, что это очень опасно…

– И продолжаю так считать. Но ждать нельзя. Ради безопасности несчастного журналиста, который стал невольной пешкой в большой игре.

РОССИЯ. МОСКВА. 24 ФЕВРАЛЯ, ЧЕТВЕРГ

Холмский закончил свои дела поздно вечером и поехал домой. Сегодня он решил отправиться на Кутузовский проспект, где у него была квартира, купленная на имя матери. Мать умерла два года назад, и квартира перешла к нему. Здесь была просторная тихая спальня, выходящая окнами во двор. В многокомнатной квартире Холмского на Ленинском проспекте всегда было многолюдно: там вести хозяйство его супруге помогали горничная, кухарка, домработница. К тому же постоянно приходили какие-то монтеры, наладчики антенн, различные мастера, маляры. В общем, всегда было полно чужих людей непонятных профессий. Третья квартира, находившаяся на улице Усиевича, была предназначена для деловых и не очень деловых встреч.