Читаем Атосса. Император полностью

— Сабина, мать, дух-хранитель моей жизни! — вскричал Вер и опустился перед ее постелью на колени.

Глубоко тронутая, она посмотрела в его прекрасное лицо, приложила руки к его вискам и запечатлела поцелуй на его темных волосах.

Ее сухие глаза, не привыкшие к слезам, светились каким-то влажным блеском, и таким мягким, умоляющим тоном, какого еще никто никогда не слыхал от нее, она сказала:

— Даже и в счастье, даже после усыновления, даже когда ты будешь носить багряницу, ты останешься таким же, как сегодня? Да? Скажи мне «да»!

— Всегда, всегда! — вскричал Вер. — И когда наше желание исполнится…

— Тогда, тогда… — прервала его Сабина, и мороз пробежал по ее жилам, — тогда ты все-таки останешься для меня тем же, что сейчас; но, разумеется, разумеется… храмы пустеют, когда смертным нечего больше желать.

— О нет, тогда, тогда приносятся благодарственные жертвы богам, — возразил Вер и посмотрел на императрицу; но Сабина уклонилась от его улыбавшегося взгляда и вскричала боязливо и тревожно.

— Никакой игры словами, никакого празднословия! Ради богов, не теперь! Потому что эта ночь среди других ночей то же, что освещенный храм среди домов, даже более — это солнце среди других небесных светил. Ты не знаешь, что я чувствую, я сама едва ли знаю это! Теперь, только теперь никаких праздных слов!

Вер смотрел на Сабину со все возраставшим удивлением.

Она всегда была к нему добрее, чем к остальным людям, и он чувствовал себя связанным с нею узами благодарности и прекрасными воспоминаниями детства. Будучи еще ребенком, он из всех своих сверстников был единственным мальчиком, который не только совсем не боялся ее, но даже привязался к ней. Но теперь… Кто когда-либо видел Сабину такою? Неужели это та самая неприятная, язвительная женщина, сердце которой, казалось, было наполнено желчью и язык которой подобно кинжалу наносил раны каждому, к кому она обращалась? Неужели это та самая Сабина, которая, правда, была дружески расположена к нему, но вообще не любила никого, не исключая даже самой себя?

Не обманывается ли он?

Слезы — настоящие, искренние, неподдельные слезы — наполнили ее глаза, когда она продолжала:

— Вот я лежу здесь, бедная, болезненная женщина, страдающая душою и телом, как будто я вся покрыта ранами. Каждое прикосновение, каждый взгляд и голос большинства людей причиняют мне боль. Я стара, гораздо старше, чем ты думаешь, и так несчастна, так несчастна, что вы все не можете и представить себе! Ни ребенком, ни молодой женщиной я не была счастлива, а как жена — вечные боги! — за каждое ласковое слово, которым удостаивал меня Адриан, я заплатила тысячью унижений.

— Он всегда оказывал тебе уважение, — прервал ее Вер.

— Перед вами, перед людьми! Но какое мне дело до его уважения! Я имею право требовать почтения, поклонения от миллионов, и оно воздается мне. Любви, любви, хоть немножко бескорыстной любви желаю я; и если бы только я была уверена, если бы только я смела надеяться, что ты даришь ее мне, то я отблагодарила бы тебя всем, что имею, тогда этот час был бы самым благословенным часом в моей жизни.

— Как можешь ты сомневаться во мне, мать, моя искренне любимая мать!

— Вот это мне приятно, вот это приносит мне отраду, — отвечала Сабина. — Твой голос никогда не кажется мне слишком громким, и я верю тебе, могу верить. Этот час делает тебя моим сыном, делает меня матерью.

Умиление, смягчающее сердце умиление оживляло очерствевшую душу Сабины и светилось в ее глазах.

Она чувствовала себя подобно молодой женщине, у которой родилось дитя и которой голос сердца поет радостно: «Это дитя живет, оно мое собственное, а я — я мать этого человека».

Счастливым взглядом она посмотрела на Вера и воскликнула:

— Дай мне руку, мой сын, помоги мне встать, я не хочу лежать дольше. Как у меня хорошо на душе! Да, это блаженство, которое дается другим женщинам, прежде чем они поседеют! Но, дитя, милый, единственный мальчик, ты все-таки не должен любить меня совершенно как мать! Я слишком стара для нежного воркования; но мне было бы невыносимо также и то, если бы ты не оказывал мне ничего, кроме сыновнего почтения. Нет, нет, ты должен быть моим другом, которому его сердце говорит, чего я желаю, который может сегодня со мною смеяться, завтра печалиться и в котором я замечаю, что он радуется, когда его взгляд встречается с моим. Теперь ты мой сын, а скоро ты будешь и называться моим сыном. Но довольно хорошего для одного вечера. Ни единого слова больше! Этот час похож на законченное образцовое произведение живописца. Каждый добавочный мазок может только повредить красоте картины. Ты можешь поцеловать меня в лоб, и я поцелую твой; теперь иди спать, а завтра, проснувшись, я скажу тебе, что у меня есть нечто, ради чего стоит жить, есть дитя, есть сын!

Оставшись одна, императрица подняла руку вверх, чтобы молиться, но не нашла в своем сердце ни одного слова благодарности.

Правда, она насладилась одним часом неподдельного счастья, но как много дней, месяцев и лет, лишенных радости и полных страдания, лежали позади!

Перейти на страницу:

Похожие книги