Атомный поезд

В это время взревел гудок и вспыхнул тепловозный прожектор. Это был сигнал, который поняли все. Поезд не собирался останавливаться!

Гудок ревел непрерывно, прожектор слепил глаза даже при дневном свете, вибрировали, прогибаясь, рельсы, дрожали шпалы. Литерный поезд шёл в психическую атаку. Через несколько минут от перегородивших магистраль людей полетят кровавые ошмётки. Шахтёры оцепенели, превратились в соляные статуи милиционеры, приподнявшийся на коленях обходчик переводил остекленевший взгляд с несущегося состава на обречённых людей.

— Разбегайтесь, вашу мать! Убьёт! — ужасным голосом рявкнул майор Казаков. На этот раз его крик возымел действие, он вывел из оцепенения забастовщиков, и те вмиг поняли, что сейчас произойдёт.

— Бегом!

— А-а-а!

— Спасайся!

Шахтёры сыпанули в разные стороны, сталкиваясь, падая, кувыркаясь по насыпи, отползая, — лишь бы оказаться как можно дальше от страшных рельсов, по которым с бешеной скоростью катились не знающие жалости колеса. Виктора Степановича выдернули из-под крутящегося лезвия в последнюю секунду, он даже ощутил волну разрезаемого стальной кромкой воздуха.

Ревущий состав пролетел над поверженными людьми, под поднятым, наконец, плакатом «Отдайте заработанное» и вскоре скрылся из глаз. Сирена смолкла, перестали дрожать рельсы, наступила тишина, в которой отчётливо слышались вздохи, стоны, тихие ругательства да женский плач.

Постепенно распластанные на насыпи люди начали приходить в себя, подниматься, осматриваться, ощупываться. Многие выпачкались мазутом от шпал, кто-то порвал одежду, кто-то исцарапался.

— Да что они, сказались? — неизвестно у кого спросила тётя Варя. — Ленка, Сашок, вы целы?

— Целы, целы, — Сашок нервно отряхивался окровавленными руками.

— Чего это с тобой?

— Да о щебёнку ободрался…

— Послухайте, так они бы нас переехали! — ужаснулся Степан, вспомнив вдруг родную мову. — Переехали б, сто процентов! Вот тогда б остановились!

— Нет, — просипел путевой обходчик, сильно качая головой. — Недавно один алкаш из Садовой Балки под него бросился. В клочья, конечно… А поезд дальше пошёл. Как ни в чём не бывало… Я же вам кричал — это литерный… Кричал. А вы не понимаете, куда лезете… Сейчас бы все здесь лежали…

Майор Казаков нагнулся и поднял фуражку, но на голову почему-то не надел. Руки у него дрожали.

— Ну что, вашу мать, понравилось? Давайте, опять лезьте! Сейчас скорый на Москву пойдёт! Лезьте, лезьте!

Но психически травмированные забастовщики медленно разбредались в разные стороны.

— Видно, им команду дали не останавливаться, — тяжело выговорил прихрамывающий Виктор Степанович. — А чего: на рельсах-то сидеть нельзя, а если вылезли, то сами и виноваты! Нет, лучше голодовку объявим… Или заводоуправление пикетируем…

Охотников перекрывать магистраль больше не было. Отца догнал возбуждённый Василий.

— Слушай, батя, я такого страха натерпелся! Думал, вас всех по путям размажет!

Виктор Степанович угрюмо молчал. Он чувствовал вину перед сыном. Послал, старый дурак, на опоры… А случись что?

— Батя, а батя, а зачем у него на крыше рельсы?

— Где рельсы?!

— На крыше у этого поезда, что вас чуть не покрошил. Там рельсы, такие же, как под колёсами.

— Не может быть, сынок, это тебе с перепугу помстилось.

— Да нет, я видел, они ведь блестят на солнце… Может, на случай аварии? Если перевернётся, так и поедет?

— Не болтай ерунды. Как он рельсами по рельсам поедет? Тогда там колеса должны быть! Примерещилось тебе, сынок…

Милиционеры тоже медленно расходились. Немного успокоившись, Казаков вызвал линейное Управление внутренних дел.

— Майор Казаков. Докладываю: беспрепятственное прохождение литерного поезда мною обеспечено. Магистраль деблокирована собственными силами.

И, не слушая восторженной скороговорки дежурного, отключился. Потом надел фуражку, машинально проверил ребром ладони местонахождение кокарды и твёрдо решил сказаться больным, пойти домой, выпить водки для расслабления нервной системы и залечь спать. Но тут он увидел висящий над рельсами плакат: «Отдайте заработанное».

— Чтоб вы все посдыхали! — в сердцах выпалил майор.

Ибо в безбрежном океане накрывшего страну непорядка это был тот непорядок, за который отвечал конкретный и всем известный человек: начальник линейного пункта милиции майор Казаков. Ни с кого не спросят за невыданные зарплаты, никого не оштрафуют за выход на рельсы, безнаказанным останется вывесивший серую линялую тряпку мальчишка. Скорей всего, что никого не поощрят за проход литерного, ибо так и должно быть: любой поезд — от скорого до распоследнего раздолбанного товарняка — обязан беспрепятственно следовать точно по графику, это вполне естественно. А вот за вызывающий плакат, вывешенный над контактной сетью и угрожающий безопасности движения и жизни граждан, майора Казакова отдерут по полной программе!

Но тут ему на глаза попался путевой обходчик, который устало скручивал самокрутку, присев на склон насыпи.

— Чего расселся? — рявкнул майор. — Живо сними ту тряпку! Кто отвечает за этот участок?

— Так я только за путя отвечаю, — растерянно отозвался тот.