Этот Сурен, конечно, спас его от избиения, но куда они с Оксаной пропали потом? Он ведь умышленно заставлял его пить, и тон у него был надменный и высокомерный. Он показывал себя хозяином Кротова. И… как бы хозяином Оксаны… Саше стало плохо около двадцати трёх часов, а Оксана появилась в пять тридцать. Где она провела всю ночь? Сидела на стуле и беседовала с официанткой? Не похоже, ох не похоже…
Старший лейтенант являлся дежурным оператором и нёс ночную вахту. Четвёртый вагон был погружён в синий полумрак, только мониторы мерцали как обычно да на светящейся карте мира время от времени отслеживались плановые запуски и прохождение искусственных спутников, космических зондов, испытательные пуски ракет-носителей и другие глобальные проявления человеческой деятельности, которая в целях безопасности подвергалась постоянному контролю. Каждая вахта на боевом дежурстве — дело очень ответственное и важное. Оператор должен быть спокоен, внимателен, собран и не отвлекаться ни на что постороннее.
Оператор Кудасов прокручивал в голове последнюю семейную сцену. Он не мог ничего сделать. Ни задержаться, ни отказаться от рейса, ни бросить службу. Неужели она этого не понимает? Похоже, так… Скорее даже — не хочет понимать! Когда жена не понимает мужа-офицера, тем более стратегического ракетчика, то семья не может существовать.
Оксана уехала. Он в этом не сомневался. Сейчас, в эту минуту, она наверняка уже находится в Тиходонске… С кем? С родителями? С подругами? Или с кем-то ещё? Как ни странно, ему было почти всё равно. В отношениях, которые связывали его с красавицей Моначковой, что-то лопнуло. Как лопается канат под нагрузкой, если по нему полоснуть бритвой. «Барби»! «Сурен»! — вот она, эта бритва…
Ноги затекли, давили стальные стены, спёртый воздух не мог насытить кислородом кровь. Надо было размяться. Сегодня такая возможность у него была.
Дежурный оператор атомного поезда переключил сигнальную систему на боевой вагон, неторопливо встал, вышел в тамбур, особым ключом отпер дверь перехода, набрал сегодняшний код второй двери и прошёл в пятый вагон. Автоматически включилось дрожащее неоновое освещение, какая-то из ламп противно дребезжала. Округлый колпак пускового контейнера возвышался над вошедшим, будто разглядывал свысока его — крохотного и слабого. Что значат семьдесят килограммов молодых мышц и крепких костей по сравнению с сотнями тысяч мегатонн спрессованной энергии, способной вмиг снести с лица земли полтора десятка крупных городов!
Александр потрогал холодную броню, слегка похлопал ладонью, как будто успокаивал приручённого, но опасного зверя.
— Спокойней, дружище, спокойней! Это я завтра отправлю тебя к цели! И не зазнавайся, сейчас у тебя не шестнадцать зарядов, а только один!
Исходящее от ракеты высокомерие поубавилось. Похоже, она распознала в неожиданном визитёре хозяина.
Александр положил обе руки на округлый лоб приручённого монстра.
— Завтра иди точно в цель, постарайся не отклониться, не поддавайся ветру и центробежной силе не поддавайся! Я рассчитаю твой путь до последнего метра, и ты должна точно пройти по нему! Сделаешь?
Тишина боевого вагона нарушалась только дребезжанием лампы дневного света. Кудасов поднял голову и по неровному мерцанию определил, что это вторая справа.
— Сделаешь?! — он требовательно хлопнул по бронированному лбу — так строгий дрессировщик призывает к порядку закапризничавшего тигра или медведя.
И совершенно отчётливо услышал металлическое:
— Да!
У него даже мороз прошёл по коже. Что же это? Ведь ракеты не могут разговаривать! Может, так отозвался металл на хлопок ладони?
Он снова поднёс руку, но внезапно остановился: какое-то шестое чувство подсказывало, что больше с ракетой фамильярничать не стоит.
Наступила полная тишина, даже лампа перестала дребезжать. Александр молча смотрел на ракету, а ракета, в свою очередь, смотрела на него. Они понимали друг друга. Ракета признавала в нём повелителя и готова была подчиняться приказам. А он чувствовал её частью своего тела, может быть, пальцем, который, если надо, протянется через тысячи километров и ткнёт в нужную точку. И снова, как когда-то в Красноярском полку, появилось ощущение могущества и ничем не ограниченной силы.
Сзади скрипнула дверь, и он почувствовал биоволны другого человека. Резко развернувшись, он бросил руку к кобуре, сорвал тугую петельку застёжки и оцепенел.
Перед ним стояла майор Булатова. В форме, с напряжённо застывшим лицом. Дефектное освещение сделало ей свой макияж: огромные, лихорадочно блестящие глаза, острые скулы, запавшие щёки, плотно сжатые губы.
— Наталья Игоревна?! — изумление было неподдельным.
— Да… Я… Видите ли, я принесла вам таблетки… А вас на месте не оказалось… Вот я и пришла сюда…
Женщина была явно не в своей тарелке. Её взгляд перебегал с лица старшего лейтенанта на непробиваемый лоб атомного монстра, причём чувствовалось, что на сферическую сталь ей смотреть гораздо проще.
— Какие таблетки? — тихо спросил дежурный оператор.
— Фенамин. Для завтрашнего запуска, — так же тихо ответила военврач.