Чёрно-белая физиономия Сталина, глядящая на меня с выпуклого малюсенького экрана, нахмурилось.
– Что там с матерью случилось? – спросил он.
– Я подробностей не знаю. Только знаю, что в больнице две недели. И, похоже, на поправку не идёт…
– Ясно… А скажи-ка: нервностью твоя мамаша случайно не отличается?
– О, ещё как отличается! Её даже пропущенная радиопередача выводит из равновесия! Не говоря уж сгоревшем пироге! Товарищ Сталин, я боюсь, что виновата! Думаю, она так разболелась из-за моего исчезновения! Если я приеду, ей, наверно, станет лучше!
– Я не думаю.
– Товарищ Сталин…
– Ава Симмонс, ты не знаешь, каковы её симптомы?
– Нет, не знаю.
– Ты должна узнать. Если она была бледной и слабой, если падала в обмороки, если у нее были холодные руки и замедленная реакция, если её тошнило и сердце стучало чаще обычного, то я думаю, ты тут ни при чём.
– Но вы же не доктор…
– Как не доктор? Я большой учёный, ты разве не знала? На меня в диссертациях по любым наукам ссылаются. Слушай сюда. Если симптомы те самые, что я назвал, а я думаю, именно они это и будут, то о посещении её можешь и не мечтать. Тебя к ней не пустят.
– Это что-то заразное?
– Нет. Это то, ради борьбы с чем Элвису и нужно передать эту коробочку.
– Ого… Вы не шутите?
– Нет, не шучу. Знать подробности тебе пока что рано. Просто хочу, чтобы ты знала: выполнение моего задания увеличит шансы на спасение твоей матери и других женщин с такой же болезнью. А прямо сейчас самое полезное, что ты можешь сделать для неё это убедить твоего отца забрать её из больницы.
– Почему? Вы считаете, эта больница плохая? Или что? Ненастоящая? Что, может, вроде той, где я лежала?
– Вроде той, – сказал Сталин, не дав мне подробностей. – Заберите её из больницы. Если кроме того, о чем я говорил, у нее дрожат руки, если мутные глаза, холодный пот, медлить с этим уж точно не стоит. Заберите её из больницы и вот ещё что – не давайте ни газет, ни телевизора, ни радио. Ей нельзя слушать новости. Только музыка, книги, спокойствие, кушать и пить…
То, что Сталин давал советы о том, как лечить больную, при этом ни разу её не видя и не будучи врачом, было сущим абсурдом. Но он говорил так уверенно, что я не могла не принимать его всерьёз.
Господи, почему эти напасти так и преследуют меня?! Почему я опять должна ломать голову над очередной странной загадкой да ещё и рисковать потерей близкого?
– Товарищ Сталин, а откуда вы всё это знаете? – спросила я.
– Действуй, Ава Симмонс, – сказал он. – Ты слышала историю супругов Розенбергов?
– Кто ж не слышал…
– Ну так вот. Ты должна действовать, если не хочешь повторить их судьбу. Узнай симптомы, если я был прав, скажи отцу забрать мать. Потом в Мемфис поезжай. Иначе маккартистов напущу на тебя, мало не покажется! У меня есть среди них свои агенты.
– У вас есть агенты среди маккартистов?!
– А как же? Они классные ребята.
Выйдя из кабинки, я наткнулась на какую-то пожилую леди с меховой горжеткой и в шляпке военных времён. Она отвлеклась от своей пудреницы, смерила меня подозрительным взглядом и произнесла:
– Мне показалось, или вы там с кем-то разговаривали, мэм?
– С кем я могла разговаривать в туалете? – ответила я, посмотрев на неё, как на умалишённую.
– Не знаю, но я слышала ваш голос и мужской. От нынешней молодёжи можно ждать чего угодно! Наслушаются своего рок-н-ролла, а потом творят на людях всякое непотребство!.. По-моему, вы говорили о Сталине!
– О Сталине? – Я усмехнулась. – В сортире? По-моему, вы слишком много смотрите телевизор.
– А вы слишком мало! – Взвизгнула бабулька. – А вам бы, между тем, не помешало знать, что он такое! И к каким коммунистическим последствиям приводят все эти ваши так называемые увлечения!
– Слушайте, можете обыскать мою кабинку, если хотите. Если найдёте там Сталина или какого другого мужчину, то, так и быть, можете забрать его себе, – сказала я.
Несколько леди, стоявших у зеркала, захихикали.
– Я не буду ничего обыскивать! Вы, что, хотите выставить меня на посмешище?!
– Вы сами себя выставляете, мэм. Если вам понятно, что в кабинке искать некого, то как я там могла с кем-то беседовать? Телефон принесла и в кабинке на стенку повесила? Всё, с меня хватит.
С этими словами я гордо вышла из дамской комнаты, слыша за спиной всё более громкие смешки и думая о том, что с коробочкой надо быть ещё осторожнее.
68. Я звоню в третий раз
Чтобы наградить себя за находчивость и подготовиться к самому трудному разговору, я взяла немного шоколада в шоколадном автомате, мармелада – в мармеладном и пончиков в пончичном. Потом запила всё это горячим кофе из кофейного автомата, а сверху добавила кое-чего ещё из автомата по продаже виски. Говорят, это волнение снимает?.. Нет, не очень-то.
Ну ладно.
Сегодня воскресенье, папа должен был быть дома. Забавно, что я, можно сказать, прожила этот день дважды. Те восемь часов, что летел самолёт, скомпенсировались разницей во времени, и если Изотопов в своей Москве уже видел десятый сон, у меня проведённый с ним день ещё продолжался…
Я опустила десятицентовик, набрала номер.