Атомный пирог

Я сидела в свой камере-одиночке размером с ванную в Марининой квартире, три раза в день ела жидкую пшённую кашу и придумывала разные истории про Элвиса от скуки. Представляла, будто бы я в фильме «Тюремный рок». То ли мне кажется, то ли от этого было немножечко легче.

Сначала я считала дни и ночи, потом сбилась. Сначала боялась того, что случится со мной на следующем допросе, потом — того, что этот допрос никогда не состоится, моё дело потеряют, и я просижу до скончания дней в этой камере, даже не зная свой срок.

Как-то раз мне даже пришла мысль, что, может быть, пока я тут сижу, Советы уже отомстили американцам за взрыв Кремля, сбросив на них кучку термоядерных снарядов. Те в последние секунды своей жизни, разумеется, ответили. В общем, может статься так, что мир уже погиб, все люди умерли. Я выжила случайно из-за толстых стен тюрьмы — последний человек на всей планете…

Впрочем, нет. Если последний, кто тогда мне кашу варит? Значит, нас, последних, двое…

В миг, когда я подумала всю эту чушь, за дверью камеры послышались шаги. Вскоре лязгнул замок, дверь открылась.

На пороге были трое: надзиратели и переводчик. А через секунду я услышала:

— Пройдёмся с нами, мисс. С вами хочет говорить товарищ Сталин.

62. Я у Сталина

Из окна мэгэбэшной машины я снова увидела солнце. Москва была на месте: судя по виду дороги, с момента моего ареста она не изменилась. Значит, обмена ядерными ударами всё-таки не было. Тоже хорошие новости.

Машина везла меня в сторону центра. Вскоре за домами начали виднеться башни Кремля. Но, к моему удивлению, они также быстро и скрылись. Мы мимо проехали.

— А нам разве не в Кремль? — спросила я у переводчика.

— Нет, — сказал тот. — Нам в Кунцево.

Я не знала, что такое Кунцево и зачем нам именно туда, но не стала спрашивать, чтоб на меня не подумали, будто шпионю. Просто молча наблюдала, как высотные здания по сторонам сменились одноэтажной застройкой, а затем дома совсем исчезли — город кончился. Наконец, на одном из безлюдных участков дороги, посреди леса, машина затормозила. Мне велели выйти.

В первую секунду я подумала, что сказка про Сталина была какой-то нелепой издёвкой, и меня сейчас просто убьют тут, а тело в лесу закопают. Но нет… Во вторую секунду взгляд мой упал на зелёный забор. Забор этот был выше человеческого роста, а поверх него лежала спираль Бруно. Железные ворота охраняла пара роботов с Калашниковыми.

— Извините, мисс, — сказал мне переводчик. — Дальше вам смотреть нельзя. Позвольте…

И он завязал мне глаза. А сверху ещё напялил какую-то штуку навроде шлема — чтоб уж точно не подглядела.

Незрячая, я услышала, как лязгают железные ворота. Меня повели вперёд, потом влево, потом направо, потом ещё раз направо. Завели в какой-то лифт, спустили вниз. Провели по гулкому коридору. Потом влево, влево, влево. Вниз по лестнице. Обрызгали какой-то ерундой. Обыскали. Облучили чем-то тёплым. Ощупали счётчиком Гейгера (звук его знаю). Потом пропихнули в какую-то дверь, а за ней уже сняли всю дрянь с моих глаз.

И тут я обалдела.

Это был и правда Сталин! Он восседал на роскошном троне, спинка которого, отделанная золотом, кораллами и бирюзой, повторяла герб СССР: земной шар с серпом и молотом, обрамлённый пучками колосьев, обвязанных красными лентами. Золотые подлокотники трона имели форму ракет. Между самим Сталиным и полом было несколько ступеней, изукрашенных поделочными камнями.

На нём был ослепительно-белый китель с ослепительно-золотыми погонами. И вообще весь Сталин… Он был ослепительным! Почему у нас пишут, будто бы это дряхлый рябой дед низкого роста и с сухой рукой?.. Даже не близко! Я увидела высокого красавца с благородной сединой, лишь немного затронувшей чёрные волосы и усы. Его трубка показалась мне очень мужественным, здорово ему подходящим аксессуаром: в ней было нечто пикантное и вместе с тем тёпло-домашнее, напоминающее образ отца семейства с какой-то рекламы. Вообще во всём облике Сталина ощущалась какая-то, что ли, породистость, особенная сущность по сравнению с остальными человеками. Умные и властные глаза смотрели на меня, как будто рентген.

Я упала на колени.

Даже вот сама не знаю, как так вышло. Какая-то неведомая сила словно подтолкнула меня сделать это, признавая его превосходство над всеми людьми. Стыдно признаться, но меня и в самом деле охватило восхищение от одного только вида генералиссимуса!

— Встань, девочка.

Я встала.

— Как тебя зовут на самом деле?

— Ава Симмонс.

— Ава Симмонс… Ты убить меня хотела?

Сталин говорил на чистом английском, без акцента, без запинки, как на родном языке — и тем очаровал меня ещё больше.

— Они меня использовать хотели… обманули… — только и смогла я пролепетать.

— «Они». А ты хоть знаешь — кто они?

— Это были какие-то люди, прикидывавшиеся моим любимым певцом…

— Я знаю, кто такой Элвис Пресли, — ответил Сталин. — Ава Симмонс, это было ЦРУ.

— ЦРУ?

— Да. Ваша людоедская контора, которая думает, что для победы над коммунизмом годятся любые средства.

— А откуда вы знаете?

Сталин усмехнулся:

— Не веришь?

Я смутилась.

— Нет… ну… просто это самое…