Атомный пирог

— Марин, — спросила я. — Я что-то слышала о столкновениях с убитыми на Луне… Сейчас там как вообще?..

— Никаких столкновений там не было. Кто тебе так сказал?

— Телевизор в Америке.

— Вам бессовестно врут. На Луне всё спокойно.

Неужели действительно врут?.. Или это в СССР по телевизору не стесняются рассказывать нечто до такой степени далёкое от правды?.. А вдруг врут там и там? Вдруг мир вообще не такой, каким мы и они его представляем?..

Тут Марина мои мысли прервала.

— Ничего себе! — воскликнула она и вперилась в ящик.

— Что? Что там такое?

Она жестом приказала: «Погоди. Сейчас послушаю, потом уж переведу». А через пару минут доложила:

— Сказали про нашу гостиницу. Там нашли двоих американцев: один упал с крыши, расшибся как блин до конца. Говорят, не выдержать того, насколько похорошела Москва при советской власти. А второй с ранением в больнице. В него выстрел. Состояние тяжёлое, жив… Ну и ну!

— Ну и ну! — только и смогла, что повторить я.

Значит, один из Лжеэлвисом выжил… Это хорошо, потому что так на мне меньше греха. Но это ужасно, потому что его вылечат, и он расскажет всем, что это я!.. О, Господи! А что, если он уже сейчас даёт показания в больнице?! Может, лучше мне отсюда убираться?.. Но куда тогда идти?.. Поди знай, где дадут больший срок за убийство и покушение: у нас или в СССР? У нас можно нанять адвоката… Хотя Советам, может быть, вообще будет наплевать на то, что случилось с американцами…

В общем, я понятия не имела, что мне делать. Только слабость жуткую почувствовала. Вздохнула тяжело.

Марина посмотрела на меня:

— Как ты думаешь, это твой муж?

Я пролепетала:

— Я не знаю…

— Может, он убить себя, что ты ушла?

— Возможно…

— Или эти два американца подрались, убить друг друга?

Я была ни в силах ни обманывать Марину, ни сказать ей всё, как есть. Поэтому сумела лишь помотать головой, сжаться в комок и заплакать бессильно.

Марина меня обняла:

— Не плачь. Мы люди сильные. В обиду не дадим. Все бабы сёстры.

* * *

Когда настало время ложиться спать, Марина, несмотря на мои протесты, уступила мне свою кровать, а сама взяла раскладушку у соседей. Она сказала, что утром ей будет удобнее быстро сложить раскладушку, чем собираться, постоянно обходя её боком. Выходила она рано: в шесть утра. Условились, что я пока останусь и буду ждать её дома.

Свет погасили, но мне не спалось ещё долго.

На улице шёл дождь.

Я смотрела в окно на летящие капли в свете уличных фонарей и думала, что теперь не могу прогнозировать свою жизнь даже на сутки вперёд.

Очень хотелось домой, в свою комнату…

Даже в школу я б сходила…

Интересно, как там все ребята? Петси, Пенси, Ронни, Вики?.. Нашёлся ли Сэм? Поменяли ли пластинки в музыкальном автомате в «Реакторе»?..

Я закрыла глаза и попыталась представить себя в любимой закусочной.

Но в место этого разум подсунул мне образ Лжеэлвиса, целящегося в меня из лазерного пистолета… а потом падающего, словно тряпичная кукла.

58. Я торгую одеждой

На следующее утро, пробудившись, я сперва обнаружила, что Марина уже ушла на работу, а затем — оставленный мне на столе кусок хлеба и парочку рыб из консервов. Этот библейский паёк выглядел не очень-то лакомым, но день, я решила, на нём продержусь, не помру…

Однако, стоило мне высунуться из комнаты, как оказалось, что жить до вечера на хлебе и рыбах не придётся. Народу в квартире теперь было ещё больше, чем вчера. И я вскоре заподозрила, что немалая часть его — это не жильцы, а те, кто пришёл поглазеть на американку. Меня провожали взглядами в туалет и из туалета, наблюдали, умоюсь ли я, проследили, как иду на кухню, наливаю себе кружку кипятка… А потом заботливо предложили чаю. Потом пирожок. Потом яблочко. Потом бутерброд с чем-то белым, молочным. Потом немного жареной картошки — но не из фритюра, со сковородки… Чай я к тому времени весь выпила, поэтому налили ещё стакан какой-то кисломолочной штуковины. Звучит это кощунственно, но я чувствовала себя едва ли не младенцем Иисусом, которому волхвы, счастливые лишь от того, что Он появился, тащат подарки.

Дейтерий устроился рядом и всех представлял мне:

— Это тётя Маша. Он вас угощает, желает приятно быть в СССР. Это дядя Слава. Он за мир. Это Радиола Коммунистовна… эту картошку она прошлый год собирать на колхозе «Дорога Ильич».

Я наелась от пуза, но, конечно же, была немало смущена этим вниманием. Поэтому решила сидеть в комнате и по возможности не высовываться.

Оказалось, это бесполезно.

Ко мне почти что сразу постучали. На пороге снова был Дейтерий — в этот раз с каким-то новым мужиком.

— А это Декабрист Вениаминович. Он хочет сказать очень уважает великая американская культура Стейнбек и Драйзер.

Стоило мне, обменявшись несколькими вежливыми словами с Декабристом Вениаминовичем, закрыть дверь, возлечь на койку и расслабиться, как снова постучали.