После войны Гейзенберг вспоминал, что весной 1942 года, после того как руководство Рейха убедилось в реальности выполнения основных частей «Уранового проекта», в распоряжении Уранового клуба впервые оказались крупнейшие фонды Германии. В лейпцигской лаборатории Гейзенберга стал готовиться новый, крупнейший опыт с порошкообразным металлическим ураном. В начале февраля 1942 года металлургическая фирма
«Мы наконец сконструировали работоспособную установку, которая порождает больше нейтронов, чем поглощает, и если увеличить реактор, загрузив в него 5 тонн тяжелой воды и 10 тонн литого урана, мы получим первый в мире самовозбуждающийся ядерный реактор, то есть реактор, внутри которого будет протекать цепная ядерная реакция», – докладывал руководству Уранового клуба Гейзенберг.
К началу мая 1942 года предприятие
23 июня в лейпцигской лаборатории произошла авария: урановый котел дал трещину, появилась течь, в результате чего уран стал бурно реагировать с водной средой. Температура стала стремительно повышаться, и ученые едва успели покинуть лабораторию, как произошел сильный взрыв, уничтоживший все запасы урана и почти все запасы тяжелой воды.
Этому событию предшествовало секретное совещание в Берлине под председательством Шпеера. Два месяца назад Геринг распорядился приостановить все научные работы, которые не имеют прямого военного назначения, и судьба всего «Уранового проекта» оказалась в руках министра Шпеера. Основной доклад читал Гейзенберг, который сделал основное ударение на военном применении урана. Он пояснил собравшимся генералам устройство «атомной бомбы», сказал, что американцы и, возможно, англичане, работают над изготовлением ядерных боеприпасов, и уже через два года можно будет ожидать появления атомного оружия, способного резко изменить ход войны. Далее из слов Гейзенберга следовало, что Урановый клуб не способен на конкуренцию с англо-американскими атомными проектами из-за тяжелых экономических обстоятельств. Затем Гейзенберг стал говорить о реальных схемах работы новых урановых котлов, однако министр вооружений прервал его доклад и задал вопрос о времени, необходимом для создания атомной бомбы, на что Гейзенберг, замявшись, назвал срок в несколько лет.
Именно на основе данных материалов официальная версия «Уранового проекта» утверждает, что если бы военное руководство Рейха поверило в реальность создания атомной бомбы и сосредоточило бы все силы на деятельности Уранового клуба, к 1945-му, а то и к концу 1944 года Германия обладала бы атомными боеприпасами. Но из-за недальновидности Шпеера этого не произошло, и проект лишился всяческой поддержки. Таким образом, 23 июня 1942 года, докладывая фюреру о проделанной работе, Шпеер лишь пятнадцатым пунктом упомянул об «Урановом проекте». При этом Шпеер все же признал, что даже сейчас, в дни войны, надо строить первый в Германии урановый реактор и лучше всего разместить его в пригороде Берлина, подчинив Институту физики Берлинского университета.
Анализ этого ключевого момента остановки «Уранового проекта» всегда вызывал много вопросов – как о странных урановых котлах, успешно функционирующих на тяжелой воде, что противоречит поздним моделям, так и «недальновидности» руководства Рейха, чуть ли не демонстративно закрывающего ядерные исследования, оставляя лишь академическое прикрытие в виде берлинского полигона Института физики.
Все это тем более выглядит нелогично на фоне реорганизации в 1942 году централизованного руководства всеми научными исследованиями, перешедшего к Имперскому исследовательскому совету под председательством рейхсмаршала Геринга. В этом представительном органе, курируемом лично Гитлером, «Урановым проектом» занимался Гиммлер. Зная выдающиеся организационные способности этого руководителя СС, трудно поверить в утверждения, что его сотрудники Уранового клуба, обремененные множеством обязанностей, не справлялись с возложенными на них задачами и вся работа над «Урановым проектом» велась все беспорядочнее и бестолковее.