Атомные в ремонте

Интерес к работе пропал. Радиоактивная обстановка в реакторной выгородке была тяжелой, и это привело к двум последствиям: переоблучению людей и большому расходу обмундирования. Офицеры и матросы уже три с половиной месяца работали без выходных и почти все получили годовые дозы облучения. Работать было некому. При работе с радиоактивными веществами используется бывшее в употреблении обмундирование. Ввиду загрязненности одежда быстро приходила в негодность, из-за морозов расходовалось ее много. К моменту моего приезда было израсходовано уже четыре комплекта одежды, и тыл флота больше ничего не давал.

Все остальные проблемы также были загнаны в тупик.

Мне стало ясно, что необходимо менять технологию работ, так как то, что делалось на реакторе, не гарантировало ни соблюдения установленных сроков, ни уверенности в полной очистке реактора от посторонних предметов.

К этому времени на завод пришла плановая подводная лодка, и перезарядку ее реакторов поручили той же перегрузочной партии. На каждой подводной лодке полагается работать в четыре смены. В распоряжении Тертычного было всего три смены, две из которых работали на аварийной лодке, а одна на плановой. Командование собиралось все три смены бросить на плановую лодку, из чего можно было сделать вывод, что на флоте уже махнули рукой на аварийную лодку и считали ее вышедшей из строя на длительное время.

Такими были предпосылки, с которыми приходилось начинать работу по выполнению полученного мною приказа: ввести в строй подводный атомный ракетоносец стратегического назначения в 1 квартале 1979 года.

В день моего приезда состоялись еще встречи с начальником завода, командиром подводной лодки и и телефонный разговор с начальником технического управления флота.

Начальником завода был Виктор Борисович Кольнер, с которым у нас было многолетнее знакомство и взаимопонимание. Он высказал заинтересованность в скорейшем завершении работ на подводной лодке, так как у него был под угрозой план по номенклатуре; на показатели по валу эти работы практически не влияли, а дорогое место на заводе лодка занимала. Договорились, что все работы для перезарядчиков по изготовлению оснастки, контейнеров, фильтров, инструмента завод будет выполнять в форсмажорном темпе, и для этого завод назначает специального строителя-офицера.

В разговоре с начальником технического управления Северного флота Н.Г.Мормулем я сказал, что принял решение заменить экранную сборку реактора, что я беру на себя руководство операцией и прошу приставить ко мне официальное лицо, так как никто на флоте в прямом подчинении у меня не находится. Мормуль обещал прислать своего заместителя Рогачева и начальника ремонтного отдела Кашина. На следующий день они прибыли.

Евгения Константиновича Рогачева я совсем не знал, он на этой должности работал второй месяц, а до того был заместителем командира дивизии по электромеханической части. Он накопил большой опыт по эксплуатации подводных лодок, крепко усвоил организацию службы, но в вопросах ремонта и перезарядки реакторов опыта еще не имел и сразу же сказал: «приехал подучиться». Был он моложе меня лет на восемь-девять, держался независимо, вначале даже самоуверенно, однако, потом мы хорошо сработались.

Валентин Иванович Кашин был моим старым соратником, он возглавлял на флоте такой же отдел, что и я в Москве. Это был очень опытный инженер, обладавший хорошими практическими навыками, сообразительностью и… скверным характером. Он никогда ни с кем не советовался, не делился своими планами, а в действиях других людей старался усмотреть злой умысел или, в лучшем случае, нежелание работать. Объем его собственных работ был огромен, организовать офицеров отдела он не умел, за все брался сам, а поскольку самому всего не сделать, работал он выборочно. И как-то так получалось, что выбирал он всегда самую «мелочевку». Например, согласовывая стоимость ремонта, он обходил такие определяющие вопросы, целесообразность выполнения той или иной работы, трудоемкость, объем модернизации. Зато он лично проверял счетчики электроэнергии, счета за приобретение азота и ацетилена и по этим вопросам квалифицированно «зажимал» завод.

Кашин был весьма лестного мнения о собственной персоне и оценивал себя значительно выше своего истинного места. Когда его хвалили он на глазах преображался, становился оживленным, улыбался, просто расцветал.

У него было хобби: по вечерам он копался в технической литературе, чаще всего в справочниках, обдумывал идеи и проверял их расчетами. Некоторые его упражнения оказывались применимыми в нашей богатой практике, тогда он реализовывал их «в металле», не забывая при этом оформить рационализаторское предложение. Таких предложений у него накопилось порядка 80. В 1978 году я представил его в ежегодный приказ Главкома по рационализаторской работе, и он получил звание лучшего рационализатора ВМФ, чем гордился неимоверно.