У Бюроса-Ута несколько пересыхает во рту: возможно, от шлангового кислорода. Хотя совет насчет ремней можно трактовать и как «приготовиться к катапультированию». Это уже совсем ни в какие ворота! Где эти автоматические противосамолетные ракеты? Дайте их на прицел пулеметной машинки! Бюрос-Ут ловит себя на том, что вовсю таращится в телевизионный прицел, а переговоры звучат где-то далекой фоновой тарабарщиной.
— Ловлю радиооблучение нового вида! — докладывает бортовой инженер. — Высокочастотное. И… да, еще в одном диапазоне. Очень сходное с первым, но…
— Я, кажется, что-то… — говорит, но не договаривает штатный штурман-навигатор океана Баньолу-Су, ныне всего-то пулеметчик «один».
Реакция, да и артикуляция людей до жути медлительны. Свинцовая кабина-капсула сотрясается так, что, если бы имелось время, каждый бы порадовался, что во рту кислородный загубник и зубы не вылетят. Но на всяческие мысли человеку требуются хотя бы доли секунды — ныне это бесхозное до того добро неожиданно заканчивается. В пространственно-материальном континууме тоже не все гладко. У «Принцессы Кардо» настолько мощный движитель, что она в случае надобности сохраняет летные качества даже после остановки трех из шести наличных винтов. Однако за счет того же реактора и освинцовки кабины экипажа, а также все еще наличествующей внутри бомбовой нагрузки она все-таки чрезмерно тяжела и никак не может продолжать полет, если тройка винтов срезана вместе с одной из плоскостей. Ведь плоскостей у «Принцессы» всего лишь две.
9
Офицеров на борту не узнать. Вокруг какие-то моложавые кадеты. К тому же в первые дни они еще и смущаются как девицы. Щечки у всех розовые, что у младенчиков. Несколько раз цунами-коммандер путает непосредственных помощников с матросами, для прикола напялившими на себя оранжевые кителя офицерского состава. Когда-то, в старые добрые времена угольных движителей, такое бывало. У угольных подавальщиков — кочегаров — любая спецовка становится непригодной к носке жутко быстро. Потому в свободное от вахт время они часто бродят по броненосцу в поисках какого-нибудь завалящего, выкинутого за ненадобностью тряпья. Прихватывают и офицерское. Все равно через одну смену любое — оранжевое ли, зеленое или белое — становится единокровно черным. Но сейчас дело не в кочегарах. Просто исчезновение такой вроде мелочи, как курчавые бакенбарды, полностью меняет лицо. Что говорить? Не только цунами-коммандер путает мордяки вокруг, его самого несколько раз в упор не узнавали. Механик-реакторщик нижнего ценза не уступил ему путь в узком пространстве коридора, чуть не сбив с ног, словно некоего салагу. Опомнился, только когда командир лодки рыкнул на него со всем превосходством офицерского срока службы.
Через несколько суток похода наступила некоторая адаптация. Офицеры перестали смущаться своей «небакенбардности». И кстати, молоденькие штиль-лейтенанты ранее всех. Им-то не привыкать. Они не более как год после морского кадетского корпуса, а там их за попытку отрастить на щеках неположенную по статусу растительность драли, как коз с острова Хаззалг. Короче, через очень короткое время все убеждаются, что бакенбарды — чистая условность. Субмарина от их отсутствия идет под водой нисколько не медленнее, гироскопы ориентации навинчивают свои сотни оборотов в секунду так же уверенно, плотность воды тоже не убавляется и не прирастает. Мир вокруг не сплошное надувательство, но кое без чего, оказывается, вполне можно обойтись.
Да и делов-то? Чего волноваться и беспокоиться о судьбе? Господа адмиралиссимусы внутри горы Джумурилла просчитали, что требуется, подвигали по цилиндрической проекции Сферы Мира фишечки, отметили циркулями радиусы поражения. Так что осталось всего-то ничего: пройти по бесхозным морям-океанам, не высовывая корпус; разместить тушу «Медузы» в теплой водичке северного антиполушария; опрокинуться под нужным углом, уравновесив волновую болтанку передней винтовой группой; и, наконец, засандалить помещенные внутри заряды в координатную сетку. Разве это задача для сталеоких морских волков Островной Империи? Да это — тьфу, а не задача!