Атомная крепость

Еле заметные волны относили лодку к противоположному берегу. Лайт перестал грести и закурил. Легкие кружева сизого папиросного дыма медленно таяли перед его глазами, Гарольд Прайс прилетит из Лондона только после полудня, можно было немного отдохнуть, побыть наедине с самим собой…

Лайт считал себя сторонником мира и противником новой мировой войны. Таковым он был по своему внутреннему, если можно так сказать, стихийному сознанию. Говорить вслух чужим людям о своих убеждениях он остерегался: это могло бы без всякой пользы для дела повредить ему – и только. Потом встреча с Нортоном, Геймом, Чармиан определила его участие в борьбе против замыслов Прайса, участие, формы которого для него не были еще ясны. Борьба, к которой он стремился вместе с Гибсоном, Тэйлором и их друзьями, являлась для него полнейшей абстракцией; он догадывался, что фактически эта борьба проходит мимо него, где-то далеко от него. Но теперь за последние несколько часов положение резко изменилось, и он оказался выдвинутым на первый план. Этими обстоятельствами были приезд сегодня в штаб Келли Гарольда Прайса и похищение Макгайра. Обстоятельства сложились так, что от Лайта требовалось уже не внутреннее чувство стихийного протеста против сторонников войны, а действие, осознанное, осмысленное, немедленное действие. Но для этого он должен был прежде всего ответить себе на вопрос: «Почему я против развязывания новой мировой войны?»

Сочувствовал ли он, американец Лайт, левым убеждениям, взглядам? В отличие от Артура Гибсона нет, не сочувствовал. Был ли он сторонником того демократического строя, который создан в ряде стран Восточной Европы, в Китае, сторонником социалистического правопорядка в Советском Союзе? Нет, не был. Всей своей душой Лайт был против того, что не походило на капитализм или угрожало его существованию. Ведь он, Лайт, не только офицер американской армии, но и один из владельцев влиятельного на Среднем Западе банка «Лайт энд компани». И все-таки, несмотря ни на что, он очутился в одном лагере не с Прайсами, а с Нортоном, Гибсоном и их друзьями. Почему? Размышляя сейчас над этим, Лайт нашел в себе мужество честно признаться: потому что он боялся той самой войны, которую стремились развязать некоторые весьма влиятельные государственные и политические деятели на Западе, особенно в Штатах. Он боялся этой новой войны не потому, что дрожал за собственную жизнь. Нет! Но он знал, что новая война никого не пощадит, что она опасна для человечества. В ход будет пущено слепое оружие массового уничтожения. Но таким же оружием располагают и те, кого принято считать врагом №1. Что же принесет народам, государствам такая война? В прошлом, после гула сражений, Лайт слышал грохот рушившихся в ряде стран тронов и видел рождение той самой социальной жизни, противником которой он был. К чему же приведет новая война? Термоядерное оружие обрушится не только на него, который должен будет драться где-то здесь, на Рейне, но и на территорию Штатов. Лайт закрывал глаза, и перед его мысленным взором вставало пламя пожаров… Казалось, он слышал взрывы, плач, стоны… Нет, он не хотел допустить, чтобы его родину постигла такая страшная участь во имя интересов кучки миллиардеров, владельцев огромных концернов, тех, кто мечтает спокойно отсидеться дома, за океаном. Лайт хорошо понимал то, чего упорно не хотели понимать они – спокойно отсидеться дома им не удастся, война разразится и над их головами. Опыт, полученный Лайтом в Германии, служил зловещим предостережением; казавшаяся многим непобедимой фашистская Германия была наголову разбита теми, против кого теперь хотят начать новую войну, а территорию Германки оккупировали иностранные войска. Лайт решительно ни в чем не видел гарантии того, что в случае новой войны нечто подобное не случится и с его родиной.

Нет, до этого допустить нельзя. Раз нет гарантии победы, надо жить в мире или, как предлагают русские, – «мирно сосуществовать». А почему бы и нет? Почему? Зачем развязывать войну, которая не только может лишить жизни его, Лайта, но и плачевно кончиться для страны, начавшей ее? Здравый смысл говорил, что такую войну лучше не начинать и не разжигать, тем более, что, как это лейтенант хорошо знал, народ Штатов не хочет войны, а особенно войны у себя дома – собственная смерть никогда еще не была бизнесом.

Лайт лучше многих понимал: то, что принято называть «холодной войной», есть подготовка к войне горячей, настоящей, ни лично ему, ни его народу не нужной и опасной. А раз так – он ненавидел и не мог не ненавидеть рискованные происки всякого рода прайсов.

Лайт взялся за весла – пора встречать Гарольда Прайса. С Макгайром поступили подло. Никто, кроме Аллена Харвуда, не мог рискнуть на такое дело! Нужно помочь Эрике. Только как?

Лодка уткнулась во влажный берег. Блестя золотым ободком, недокуренная сигарета полетела в воду. Лайт поспешно направился к своему автомобилю.