Атлантида. Часть I: Дисперсия(СИ)

Стена, за которой звучала песня, показалась мне достаточно крепкой, чтобы вскарабкаться по ней и спуститься на другую сторону.

Я быстро влез наверх, цепляясь за выступающие из груды мусора предметы. Оказавшись на стене, я обнаружил тонкую нить, на которой весели выцветшие тряпочки, которые когда-то были зелеными. Похоже на ограду, про которую говорил Карпуша. Он сказал, что если я выйду за зеленые флажки, меня побьют... Наверное, безопаснее будет сначала поговорить с певцом из вражеского лагеря, а потом уже жать ему руку за отличное исполнение.

Я осмотрелся и обнаружил, что вокруг нет никого, кроме почти голого чернокожего старика. Он был тощий, одни кожа да кости, и из самых разных мест его блестящего черного тела выглядывали белоснежные кучеряшки.

Не разгибая своей натруженной костлявой спины, он бил киркой по огромному камню.

- Эй! - крикнул я, решив, что раз здесь только один старик, то бояться мне нечего.

Услышав меня, мужчина довольно ловко для своего возраста выпрямился и резко обернулся, пронзив меня жутким взглядом бирюзовых глаз без зрачков. От изумления я чуть не вскрикнул: этот человек вдруг показался мне каким-то страшилищем, нелюдем, который мог наброситься на меня... Эти неестественно ловкие движения, жуткие глаза...

Я почувствовал, что начинаю падать, и покрепче схватился за стену.

Лицо чернокожего старика сморщилось, став похожим на сушеный гриб. Он брезгливо выпятил губу.

- Чего тебе, малек? - спросил он вполне человеческим голосом. У него было необычное, "круглое" произношение, как у многих чернокожих. Это меня приободрило. По крайней мере, хотя бы в этом он походил на тех людей, к которым я привык на остове.

- Потрясающая песня! - сказал я, набравшись храбрости. - Где вы ее слышали?

- Здесь ее все поют, - ответил старик. Взгляд его стал дружелюбнее после моей похвалы. - Но придумал ее я сам много лет назад.

- Научите меня?

- А почему бы и нет?

- Я могу спуститься?

- А что нет-то?

- Мне сказали, по вашим правилам нельзя переходить границы...

- Но ты уже перешел, разве нет?

- Возможно.

Я спрыгнул со стены и подошел к необычному старику. Вблизи я заметил, что зрачки у него все же есть, маленькие и незаметные. Видимо, он такой же, как и любой другой чернокожий старик, а его жуткие глаза - это все та дрянь, отходы, с которыми он работает.

- Найди себе кирку, малек, - велел мне он. - Эту песню нельзя учить, не работая. Старая Луна научит тебя петь и работать с морскими камнями!

Я отыскал в хламе кирку, которая будто дожидалась меня, снял маску и стал вместе со своим новым знакомым молотить по огромному камню, откалывая от его скорлупы черные куски.

После пары-тройки ударов Луна затянул своим скрипучим голосом песню, я подхватил ее, начиная с куплета, и стучать киркой стало веселее.

Впервые с тех пор, как меня схватили стражники, я почувствовал себя живым.

После нескольких часов работы, когда песня уже прочно сидела в моей голове, а мои мышцы гудели от напряжения, черная скорлупа слезла с камня. Оказалось, что внутри была бирюзовая сердцевина, напоминающая по цвету морскую воду, ту, которую можно встретить у белоснежного песчаного берега.

- Вот она, паршивка! Я-то думал, побольше будет! - крикнул старик, погладив камень морщинистой рукой. - Ну, ничего, тоже добрый улов. Пошли, поможешь мне дотащить ее, малек.

- Разве мне можно ходить в чужой лагерь? Мне говорили, что это опасно... что вы не любите чужаков.

- Это и вправду опасно, но первый раз новичку можно простить, - старик хитро мне подмигнул, заворачивая камень в прочную ткань. Взявшись за разные концы получившегося кокона, мы потащили его в сторону места, где, как я понял, собиралась стая старика. - Эти хитрые ублюдки хотят, чтобы мы работали разобща, придумали свои пайки, чтобы за глоток настойки мы избегали друг друга. Понимаешь, о чем я?

- Честно говоря, нет. Я вообще не знаю, как тут все устроено.

- И про цветные стаи не знаешь? - старик удивленно на меня покосился. Я помотал головой. - Эк тебя! Что ж, тогда я тебе расскажу. У жителей Огузка есть приказ, работать только на своих участках, небольшими группами. Нас семь стай: Зеленые, Синие, Желтые, Красные, Фиолетовые, Оранжевые и Голубые. Одна стая не должна общаться с другой, понимаешь? Если прознают, что кто-то говорил с другой стаей, лишат дневной еды всех. Это все потому, что они боятся, как бы мы не объединились и не стали диктовать им свои условия.

- Условия? - я улыбнулся. - Да в одном серьезном патруле больше стражников, чем людей на Огузке! Да и что люди? Те, что работают у зеленых, даже друг с другом не разговаривают, а их всего пятнадцать.