Атлантический рейс

Промысловики оказались более поворотливыми, чем мы. В середине января они покинули Калининград, а мы еще на целую неделю задержались в порту. Это была самая скучная, самая длинная неделя из всех недель, прожитых нами в прошедшем году. На улице бушевал холодный ветер. Свинцовое небо прижалось к самой земле, по нему ползли тяжелые, неповоротливые тучи. Стоило какой-нибудь из них зацепиться за крышу дома или высокое дерево, как на землю обрушивался ливень или снегопад. На Балтике и в Северном море свирепствовали десятибалльные штормы. Где-то там наши друзья-тунцеловы преодолевали первые трудности и, может быть, думали о том, как хорошо сейчас нам на берегу, а мы рвались в море, мы ругали на чем свет стоит механиков, которые все что-то переоборудовали, переделывали, доделывали...

И вот, наконец, за плотной пеленой снега тают очертания портовых построек; еле видны фигурки людей на берегу, машущих нам руками. Над черной водой раздаются прощальные гудки.

– «До свиданья, друзья и родные, мы не скоро вернемся домой», – декламирует по привычке Жаров, доставая из кармана носовой платок: его мучает грипп.

«До свиданья, родная», – повторяю я про себя слова рыбацкой песни, пытаясь рассмотреть исчезающий из глаз силуэт жены.

Но нет, уже ничего не видно: плотная снежная завеса скрыла от наших взоров пирс; мы входим в канал. Быстро проплыли вдоль бортов судна белые берега канала, голые деревья, дрожащие под порывами ветра. А вот уже видно и море: вся его серо-зеленая поверхность вспучена колеблющимися холмами волн.

...Балтика встретила нас шквальным ветром и штормом. Серо-зеленые волны набросились на «Обдорск», лишь только он пересек створную линию, как черту старта перед многомильным пробегом из северного полушария в южное. Но «Обдорск» устоял перед этим яростным натиском и, раскачиваясь из стороны в сторону, побрел по бурному морю. В своих мечтах о дальних тропических краях, мы как-то забыли, что, прежде чем достичь их, нужно миновать бурное Балтийское море, проливы, Северное море, Ла-Манш, наконец, Бискайский залив, который бывалые моряки называют не иначе, как «кладбищем кораблей». И разобиженные водные бассейны жестоко мстили нам – сутки за сутками изматывали утомительной болтанкой, ураганными ветрами, бесконечными штормами.

Но вот остались позади проливы, Северное море, Ла-Манш. Осталась за кормой первая тысяча миль, миновала первая неделя похода.

Вернулся из рубки Жаров. Он там подсчитывал, сколько нам осталось еще до места работы.

– Входим в Бискайский... Пропустит или нет? – говорит он и задумчиво добавляет: – Мне всегда везло. Четыре раза проходил его, и ни разу как следует не тряхнуло.

– Мне тоже «везло», – неохотно поддерживаю разговор. – Всегда попадал в такие ураганы, что... В общем пропустит... дожидайся!..

Но ждать долго не пришлось. Уже к вечеру поднялся сильный ветер, волнение усилилось до восьми баллов, небо затянули плотные облака, то и дело обрушивающиеся в волны холодными ливнями.

Бискайский залив, снискавший себе самую дурную славу у моряков нашей планеты. На его илистом дне покоятся сотни погибших кораблей. Где-то там, под нами, в глубине лежат полусгнившие каравеллы, многопушечные бриги, стремительные чайные клиперы, пиратские бригантины. А рядом с ними ржавеют, с каждым годом все глубже и глубже погружаясь в ил, колесные пароходы конца прошлого столетия, военные суда времен первой и второй мировых войн, пассажирские лайнеры и многие большие, маленькие, парусные, паровые и дизельные рыбацкие суда. И не проходит года, чтобы эта ужасная коллекция не пополнилась какой-нибудь трагической новинкой.

Бискай. Вечные штормы, ураганные ветры, быстро меняющие направление; кажется, что они вообще дуют со всех сторон. Ветры приводят в движение воду, и она вскипает, как в каком-то фантастическом гигантском котле. Волны налетают со всех сторон, бьются в стальные бока судна, подбрасывают его на свои зыбкие вершины и с ревом обрушивают вниз, в мрачные пенные ущелья. Волны подстерегают судно; они ждут, когда же на корабле что-нибудь случится? Может, «скиснет» двигатель, откроется течь или откажет рулевое управление? Тогда взбесившаяся вода разобьет судно вдребезги, в щепы разнесет надстройки, наполнит трюмы водой, и Бискай получит еще одну жертву...

Да, Бискайю не хотелось нас пропускать: всю долгую ночь нас трепал отчаянный шторм, и судно делало в час едва полторы-две мили! Ужасная бессонная ночь; теплоход, как запаянная консервная банка, прыгал по волнам: ни встать, ни сесть, ни лечь. Под утро я все же заснул. Сон был кошмарным: как будто кто-то засунул меня в темный, душный мешок и крутит-вертит во всех плоскостях, во всех направлениях... Потом страшный удар.

– С добрым утром! – слышу я голос Жарова. – Ты уже за койку удержаться не можешь?

Я сажусь на диван, стискиваю руками гудящую голову.

– Ну, на черта нам эти тропики? – продолжает Виктор. – Сидел бы сейчас в институте, в теплом кабинете, писал бы диссертацию. А ты бы рыб опилками начинял... и никакой тебе качки. Хорошо!..