Атлант расправил плечи. Часть 3. А есть А

Дагни почувствовала нечто, близкое к панике: она почти физически ощутила то усилие, которое Франсиско сделал над собой в ту минуту, когда узнал о существовании соперника и принял это как плату, востребованную судьбой за его битву. Оно стоило ему слишком многого, чтобы теперь он мог заподозрить тайну, о которой догадался доктор Экстон. «Что будет с ним, когда ему станет известна правда?» — подумала она, но какая-то странная горечь, словно у мыслей бывает вкус, подсказала ей, что, возможно, этого и не случится.

В том, как Голт смотрит на Франсиско, ей почудилась скрытая угроза, хотя, казалось бы, это был открытый, простой, искренний взгляд: угроза не ему, а себе — не приведет ли его дружба к никому не нужному самопожертвованию.

Но большая часть сознания Дагни была охвачена могучим чувством обретенной свободы, она словно бы получила право посмеяться над всеми своими сомнениями.

Взгляд ее то и дело обращался к вьющейся серпантином от ее ног ко дну долины тропинке, по которой они шли сюда две трудных мили. Кусты, сосны и ковер мха стремились снизу к гранитным уступам. Мох и кусты постепенно исчезали, но сосны продолжали подниматься, редея, пока не оставалось несколько одиночных деревьев, подступавших к вершинам с расщелинами, где искрился снег. Дагни посмотрела на самые оригинальные горные машины, какие только видела в жизни, потом на тропу, где цокающие копыта и раскачивающиеся силуэты мулов являли собой самый древний способ транспортировки.

— Франсиско, — спросила она, — кто сконструировал эти механизмы?

— Это просто переделанное стандартное оборудование.

— Кто его переделывал?

— Я. Людей у нас мало. Нехватку приходится компенсировать.

— Ты расходуешь очень много труда и времени, перевозя руду на мулах. Нужно проложить железную дорогу в долину.

Дагни смотрела вниз и не заметила ни быстрого, пылкого взгляда, брошенного на нее, ни нарочитой сдержанности голоса:

— Знаю, но это до того трудоемкая работа, что нынешняя производительность рудника не окупит ее.

— Ерунда! Это гораздо проще, чем кажется. На востоке есть ущелье, где уклон более пологий, и камень более мягкий. Я смотрела по пути наверх, поворотов там будет немного, трех миль полотна или даже меньше вполне хватит.

Она указывала на восток и не видела, как пристально наблюдают мужчины за ее лицом.

— Тебе вполне достаточно узкоколейки… наподобие первых железных дорог… они впервые появились на шахтах, правда, угольных… Послушай, видишь вон тот хребет? Там достаточно места для трехфутовой колеи, тебе не придется ничего не взрывать, не расчищать. Видишь пологий подъем протяженностью почти в полмили? Градиент не больше четырех процентов, его преодолеет любой паровоз, — Дагни говорила быстро, с веселой уверенностью, не ощущая ничего, кроме радости заниматься своим делом в этом мире, где важнее всего предложить решение проблемы. — Дорога окупится через три года. На первый взгляд предполагаю, что самой дорогой частью работы будет установка стальных эстакад. А вот и место, где я могла бы пробить туннель, всего в сто футов или меньше. Мне потребуется проложить дорогу через ущелье и довести сюда, но это не так трудно, как кажется, — давай, покажу, найдется у тебя листок бумаги?

Дагни не обратила внимания, с какой быстротой Голт достал блокнот и карандаш, — она взяла их таким жестом, словно и не сомневалась, что он с ними не расстается, будто отдавала распоряжения на стройплощадке, где подобные мелочи никогда ее не отвлекали.

— Давай покажу тебе общую идею. Если вбить в породу диагональные сваи, — она быстро чертила, — стальной пролет будет длиной всего шестьсот футов, он срежет эти последние полмили крутых поворотов, рельсы я смогла бы уложить за три месяца, и…

Дагни вдруг умолкла, взглянула на мужчин, и ее пылкость пропала. Она скомкала свой набросок и швырнула в красную пыль.

— О, какой смысл? — воскликнула она, впервые выказывая отчаяние. — Строить три мили железной дороги и бросить трансконтинентальную сеть!

Мужчины смотрели на Дагни, в лицах их она видела не упрек, а только понимание, почти сочувствие.

— Простите, — потупясь, негромко сказала она.

— Если передумаешь, — заговорил Франсиско, — я тут же тебя найму или Мидас за пять минут выдаст тебе кредит на финансирование строительства, если хочешь сама быть владелицей дороги…

Она покачала головой и прошептала:

— Не могу… пока что…

И подняла глаза, понимая, что они и так знают причину ее отчаяния, что нет смысла скрывать внутреннюю борьбу.

— Я уже пыталась, — сказала она. — Пыталась оставить свою дорогу… Знаю, чем это станет для меня. Я буду думать о ней при взгляде на каждую уложенную здесь шпалу, на каждый вбитый костыль… буду думать о другом туннеле… о мосте Ната Таггерта… О, если б я могла о ней забыть! Если только можно было бы остаться здесь и не знать, что там делают с моей дорогой, не узнать, когда ей придет конец!