Атлант расправил плечи. Часть 3. А есть А

— Ладно, — сказала она. — Догадываюсь, что за демонстрацию вы хотите устроить, дабы меня впечатлить.

Хоть, возможно, и неловко Дагни пыталась пошутить, но на лице Голта не отразилось никакой ответной реакции, если, конечно, не считать таковой полное бесстрастие.

— Наше первое правило, мисс Таггерт, — сказал он, — в том, что каждый должен увидеть все своими глазами.

Машина остановилась перед одиноко стоящим домом. Он был выстроен из грубо обтесанных гранитных блоков, фронтон его был полностью прозрачен — почти сплошной лист стекла.

— Я пришлю врача, — сказал Маллиган, отъезжая, а Голт понес Дагни по дорожке.

— Это ваш дом? — спросила она.

— Мой, — ответил Джон Голт, открывая ногой дверь.

Он перенес Дагни через порог в блестящую просторную гостиную; потоки солнечного света падали на полированные сосновые доски стен. Она увидела несколько изготовленных вручную предметов мебели, потолок с голыми балками, сводчатый проход в небольшую кухню с неотшлифованными полками, деревянным столом и поразительно искусными деталями хромировки электрической плиты; дом обладал примитивной простотой лачуги пионера, сведенной к самому необходимому, но построенный с удивительно совершенным мастерством.

Голт пронес Дагни через поток солнечного света в маленькую комнату для гостей и уложил на кровать. Она увидела окно, выходившее на склон с каменными ступенями и устремленными в небо соснами. Под подоконником — надписи мелкими буквами, словно вырезанными в древесине стен; несколько разрозненных строчек, будто написанных разными почерками. Слов Дагни разобрать не могла. Затем увидела еще одну дверь, полуоткрытую — она вела в спальню Голта.

— Я здесь гостья или арестантка? — спросила Дагни.

— Это будет зависеть от вашего выбора, мисс Таггерт.

— Я не могу выбирать, имея дело с незнакомцем.

— С незнакомцем? Разве вы не назвали свою железную дорогу моим именем?

— О!.. Да… — и вновь мелькнула смутная догадка. — Да, я… — Она смотрела на высокого человека с залитыми солнцем волосами, со сдержанной улыбкой в беспощадно проницательных глазах и видела — словно отражение — Свою Дорогу и тот летний день, когда был пущен первый состав, думала, что если человеческая фигура и может служить эмблемой Этой Дороги, то она перед ней. — Да… Назвала… — Затем, припомнив остальное, добавила: — Оказалось, что именем врага.

Голт улыбнулся.

— Это противоречие вам рано или поздно придется разрешить, мисс Таггерт.

— Это вы… Не так ли? Уничтожили мою дорогу…

— Нет. Уничтожило ее противоречие.

Дагни закрыла глаза; через несколько секунд задала вопрос:

— Я слышала о вас всякое, что же правда?

— Все.

— Вы сами распространяли эти слухи?

— Нет. Зачем? Я никогда не хотел, чтобы обо мне говорили.

— Но знаете, что стали легендой?

— Да.

— Молодой изобретатель из моторостроительной компании» Двадцатый век» — одна из подобных правд, так ведь?

— Да.

Дагни не смогла сдержать волнения, ее голос упал до шепота:

— Тот двигатель… что я обнаружила… его сделали вы?

— Да.

Дагни невольно вскинула голову от радости.

— Секрет преображения энергии… — начала было она и умолкла.

— Я мог бы объяснить его вам за пятнадцать минут, — сказал Голт в ответ на ее невысказанную, отчаянную просьбу, — но на свете нет силы, способной заставить меня это сделать. Если понимаете это, значит, со временем поймете и все остальное.

— Та ночь… двенадцать лет назад… весенняя ночь, когда вы ушли с собрания шести тысяч предателей — эта история верна, не так ли?

— Да.

— Вы сказали им, что остановите двигатель мира.

— Я остановил его.

— Что именно вы сделали?

— Ничего, мисс Таггерт. И в этом весь мой секрет.

Дагни молча устремила на него долгий взгляд. Голт стоял с таким видом, словно читал ее мысли.

— Разрушитель… — заговорила она потерянным, беспомощным тоном.

— …самая зловредная тварь на свете, — продолжил он, почти цитируя, и она узнала свои слова, — человек, организующий утечку мозгов.

— Как же пристально вы следили за мной, — заметила Дагни, — и как долго?

Пауза была очень краткой; взгляд его остался неподвижным, но ей показалось, что в нем появилась напряженность, словно оттого, что он давно ждал этой встречи, и она услышала в его голосе какую-то странную, тщательно скрываемую пылкость, когда Голт спокойно ответил:

— Много лет.

Дагни закрыла глаза; ей хотелось просто расслабиться и сдаться. Она чувствовала какое-то беззаботное равнодушие, она стремилась лишь к покою — к тому, чтобы кто-нибудь объявил ее беспомощной и позаботился о ней.

Приехал врач, седовласый человек с добрым, задумчивым лицом и сдержанными, уверенными манерами.

— Мисс Таггерт, — сказал Голт, — позвольте представить нам доктора Хендрикса.

— Неужели Томаса Хендрикса? — воскликнула она с невольной детской бестактностью; это было имя знаменитого хирурга, ушедшего на покой и исчезнувшего шесть лет назад.

— Разумеется, — пожал плечами Голт.

Доктор Хендрикс в ответ улыбнулся.

— Мидас сказал, что мисс Таггерт нужно лечить от потрясения, — произнес он, — причем не того, которое она перенесла, а от будущего.