Атлант расправил плечи. Часть 3. А есть А

От ритуалов колдунов в джунглях, которые искажали реальность, превращая ее в чудовищные нелепости, отупляя разум своих жертв и держа их в страхе перед сверхъестественным на протяжении застойных столетий, до сверхъестественных доктрин Средних веков, заставлявших людей жить в хижинах с земляными полами в страхе, что дьявол может украсть их суп, ради которого они работали восемнадцать часов, до убогого, низкорослого, улыбающегося профессора, который уверяет вас, что мозг не обладает способностью думать, что у вас нет органов восприятия, и вы должны слепо повиноваться всемогущей воле сверхъестественной силы: «общества». Это все один и тот же спектакль для одной и той же цели: низвести вас до уровня бесформенной массы, отрицающей верность своего сознания.

Однако все это нельзя сделать без вашего согласия. Раз вы позволили, вы заслуживаете этого.

Когда вы слушаете разглагольствования мистика о бессилии человеческого разума и начинаете сомневаться в своем сознании, а не в его и позволяете, чтобы ваше полуразумное состояние потрясали любым утверждением, решаете, что надежнее доверять его высшему знанию, в дураках оказываетесь вы оба: ваше согласие — единственный источник его уверенности. Сверхъестественная сила, которой мистик страшится, непознаваемый дух, которому он поклоняется, сознание, которое считает всемогущим, — ваши. Мистик — это человек, который отказывается от своего разума при первом столкновении с разумом других. Где-то в воспоминаниях своего детства, когда его понимание реальности сталкивалось с утверждениями других, с их произвольными распоряжениями и противоречивыми требованиями, он сдавался в таком низком страхе несамостоятельности, что отверг свою способность думать. При выборе между «Я знаю» и «Они говорят» он выбирал авторитет других, предпочитал подчиняться, а не понимать, верить, а не думать. Вера в сверхъестественное начинается с веры в превосходство других. Отказ человека принял форму ощущения, что он должен скрывать свое непонимание, что другие обладают каким-то таинственным знанием, которого лишен он один, что реальность — то, что они хотят из нее сделать какими-то средствами, которых он навеки лишен.

И с тех пор он, боящийся думать, остается во власти неопределенных чувств. Чувства становятся его единственным наставником, единственным остатком личного тождества. Он держится за них с неистовым инстинктом собственника, и мышление его посвящено лишь попытке скрыть от себя, что природой его чувств является ужас.

Когда мистик заявляет, что чувствует существование превосходящей разум силы, он действительно его чувствует, но эта сила — не всезнающий сверхдух Вселенной, это сознание любого прохожего, которому он уступил собственное. Мистиком движет стремление впечатлять, обманывать, льстить, вводить в заблуждение, использовать это всемогущее сознание других. «Они» — единственный его ключ к реальности, и он чувствует, что может существовать, только обуздывая их таинственную силу и вымогая их непостижимое согласие. «Они» — единственное его средство восприятия, и, как слепой, полагающийся на зрение собаки-поводыря, он чувствует, что должен держать их на привязи, чтобы жить. Контролировать сознание других становится его единственной страстью; жажда власти — это сорняк, растущий только на пустырях отвергнутого разума.

Каждый диктатор — мистик, и каждый мистик — потенциальный диктатор. Мистик жаждет от людей повиновения, а не согласия. Он хочет, чтобы люди подчиняли свое сознание его утверждениям, эдиктам, желаниям, прихотям, как его сознание подчинено их сознаниям. Он хочет влиять на людей посредством веры и силы и не находит удовлетворения в их согласии, если вынужден зарабатывать его посредством фактов и разума. Разум — враг, которого он страшится и вместе с тем считает ненадежным; разум для него — средство обмана; ему кажется, что люди обладают некоей более могущественной силой, чем разум. И только их беспричинная вера или вынужденное повиновение могут дать ему чувство безопасности, доказательство, что он обрел контроль над тем таинственным даром, которого у него нет. Он стремится приказывать, а не убеждать: убеждение требует назависимости и основывается на абсолюте объективной реальности. Он добивается власти над реальностью и средствами ее постижения, над разумом людей, способностью помещать свою волю между существованием и сознанием, словно согласясь фальсифицировать реальность по его указаниям, люди будут на самом деле создавать ее.

Как мистик — паразит в материи, который присваивает созданное другими богатство, точно так же он — паразит в духе, который крадет созданные другими идеи и опускается ниже уровня безумца, создающего собственное искажение реальности, до уровня паразита безумия, ищущего искажения, созданного другими.