Атаманы-Кудеяры

– Ой, Акимушка! Царь не поможет! Ведьма околдовала его. Царь сватает меня за Спирьку! О горе мое! Спасти может только Юрий Васильевич! Ведьма согласна отдать меня и за Спирьку! Еще какой-то боярин женихом объявился, в отцы мне годится. Я готова ждать сколько надобно, да враги мои торопятся. Вот и Настя идет, нам уходить пора. Деду Сургуну скажи, как найти ваше Хлыново, никого не спрашивая. Понадобится, пришлю деда. А то и стыд забуду, сама пожалую. Вот до чего меня довели.

Подошли стрелец и Настя с вязанкой елового лапника.

– Видишь, мы за лапником убежали. Отец хочет, чтобы у него в опочивальне лесом пахло. Прощай, Аким! Не поминай лихом.

Поехал Аким искать деда Сургуна и задумался. «Выходит, не выполнил он поручение сына своего названого, не сумел объяснить боярышне о надвигающейся грозе. Может, потому, что верил, надеялся, что пронесет тучу грозную стороной… А боярышня боевая какая! Видать, и верно, любовь у нее нешуточная!.. Что-то будет?..»

12

Юрша принялся упражнять в письме раненую руку. Аким привез из Москвы его рукопись, теперь нужно было написать последнюю главу и добавить кое-что, как требовал митрополит. Юрша придумал и название книги: «Сказание о разгроме крымских полчищ под стенами Тулы, града славного». Требовалось теперь титульный лист рисовать, а художника нет. Пробовал сам, да не получилось.

О его занятии узнал отец Нефед, засиял весь:

– Богоугодное дело совершаешь, сын мой! Грамотный человек должен о себе память оставить, хоть одну книгу переписать. Аз в свободное время тоже пишу. Мне не послал Господь больших дел видеть, так на радость себе и другим переписываю деяния и поучения святых отцов. Накопилось теперь у меня без одной два десятка книг. Ныне двудесятую пишу. Одолжил у отца протоиерея «Повесть о жизни и храбрости благочестивого и великого князя Александра Невского». Да вот с бумагой трудно.

Посмотрел Юрша его листки и диву дался: заставки и буквицы киноварью да глазурью выведены, завитушками и цветами изукрашены.

– Скажи, отец Нефед, кому отдаешь расписывать? Мне тоже требуется.

– Зачем отдавать, Юрий Васильевич? Твой человечишко малюет. Матроны-вдовицы сын. Ловкий отрок, красиво получается у него. С книги срисует, рядом положишь, не отличишь. А теперь с моего дозволения стал от себя добавлять.

Юрша приказал звать Матронина сына. Пришел маленький парнишка, степенно перекрестился на иконы, поклонился сперва священнику, потом барину. Юрше показалось в парнишке все удивительным: и маленький рост, и непослушные рыжие вихры, топорщившиеся в разные стороны, а особенно конопушки во все лицо с оттенком меди. Это зимой-то! Парень большими зелеными глазами смотрел на барина.

– Как звать тебя, отрок? – спросил Юрша, рассматривая его.

– Облупышем кличут.

Отца Нефеда передернуло даже:

– У тебя христианское имя спрашивают, болван! Кирилла он. Твержу, твержу, как об стенку горох! Все зовутся будто язычники, прости Господи! Особо мужики, бабы не так. Что за народ! Дозволь, Юрий Васильевич, он за красками сбегает.

С этого дня Кирилла Облупыш каждый день сидел в барской горнице. Барин писал, а он украшал буквицы зверями да птицами невиданными, цветами да травами, глаз радующими.

Юрий еще по монастырской жизни знал каноны книжной росписи и часто сдерживал неуемную фантазию мальчика. Заставлял сперва рассказывать, что он хочет изобразить, подсказывал, учил брать образцы из старых книг. Радовался тому, как быстро схватывал Кирилл, без ошибок копировал, а потом добавлял от себя несколько штрихов, и он соглашался – именно этой добавки и не хватало. Вслух читал написанное, а Кирилл на полях изображал прочитанное: то часть крепостной стены с ее защитниками, то мчащихся на конях крымчаков. Юрша спросил, видел ли он живого крымчака.

– Не, не приходилось.

– Так откуда их обличие и одежду знаешь?

– Рассказы бывалых слушаю, они такими мне представляются.

Так до возвращения Акима мирно текла деревенская жизнь Юрши. Книга получилась великолепная, она наверное понравится государю. Примет он подарок и отпустит его, раба Божьего, в монастырь. Эта мысль изо дня в день крепла, монастырская жизнь рисовалась отдыхом для души, на сердце становилось тепло и радостно. Очень часто в его мысли входила Таисия. Он гнал от себя ее образ, поспешно обращался в передний угол, молился, умолял Бога дать ему силу справиться с греховными мыслями.

Приезд Акима и его рассказ перевернул все, Юрша слушал и не верил своим ушам. В его жизнь настойчиво ворвалась любовь! Потребовался ответ на вопрос «что делать?». Он метался: не мог же обмануть ожидания девушки. Аким успокаивал его:

– Может, пугаем мы себя? У страха глаза велики. Останешься ты до конца дней своих стрелецким сотником, а может, и тысяцким станешь. Иль будешь жить тут, в тиши, поместным дворянином с красавицей женой людям на радость.

– Чует мое сердце, не так станется. И опять же претит мне женитьба воровская. Хотя из любви к Таисии, из жалости к ней на все пойду… А может, все-таки пасть на колени перед государем, просить, чтоб заступился перед барыней Марией?