Атаман Платов

Стуча подковами каблуков, вошел высокий, с обросшим густыми бакенбардами лицом генерал. С небрежной лихостью вскинул руку:

— Иловайский-пятый прибыл!

— Садись поближе, Николай Васильевич, — Платов кивком указал на место справа от себя.

Иловайский подсел к столу, стащил с головы папаху.

— Никак дело предстоит? — спросил осторожно.

— Предстоит. Балабин что-то задерживается… Да вот, кажется, и он: легок на помине.

В дверях выросла фигура, Балабин из атаманского полка, плотный, даже несколько грузный, с пухлым лицом.

— Балабин-второй явился, — представился полковник.

Платов в ответ кивнул головой.

— Ну вот, кажется, и все. — Матвей Иванович откашлялся и с твердостью в голосе продолжил:

— Главнокомандующий Михайло Ларионович приказал сей ночью провести разведку неприятельских позиций, что за речкой Колочей. И дело это предстоит выполнить вам.

Стоявший за спиной отца Иван подмигнул Балабину и указал пальцем себе в грудь. Тот неопределенно повел бровью. Тогда Иван склонился над плечом отца:

— Назначьте, батя, и мою сотню. Очень вас прошу. — Как все казаки низовья Дона, где родителей особо почитают, он обращался к отцу уважительно, на «вы».

— Что? Засвербило? Сколь раз сказывал, чтоб не смел давать подсказки! — повысил голос Матвей Иванович.

— Виноват, — тяжко вздохнул Иван.

— Виноват… — Матвей Иванович недовольно крутнул ус. — Ладно уж, возьми и его сотню. Потом доложишь, как она была в деле. А теперь послушай, что делать далее…

В назначенный час, выслав вперед дозоры, полк Власова и сотни атаманцев Балабина тронулись в путь. До Колочи дошли быстро.

Речка Колоча неширока, но за долгие тысячелетия промыла глубокое ложе, и берега ее круты, обрывисты: не всюду переправишься.

Полк Власова сразу же ушел, как приказывал Платов, в сторону деревни Беззубово. Ушли дозоры и из полка Балабина: два — по обе стороны Колочи вниз по течению до самого впадения ее в Москву-реку. А еще один, дальний дозор, возглавил Иван Платов.

Напутствуя его, Иловайский посоветовал:

— Непременно захвати Кирсанова. Может пригодится.

Степан Кирсанов не силен в боевых делах, зато грамотен и, главное, умел говорить по-французски. Отец его — казак зажиточный, сына учил в Петербурге.

Рассказывали про Степана случай, как однажды он удил рыбу и повстречал иностранцев: неподалеку от Аксайской станицы шел тракт из Петербурга на Кавказ. Вышли двое из кареты, стали у Дона и переговариваются по-французски, интересуются, какая дальше будет станица и далеко ли до постоялого двора. «У того вот парня спроси», — указал один на Степана. «Да как же я спрошу, если он по-нашему не понимает?» — возразил второй. А Степка в ответ им по-французски: так, мол, и так, господа, дорога идет далее на Ейск, а до постоялого двора десять верст. Те ахнули: «мужик, а говорит по-французски». «А чему удивляться? — напустил серьезность Степка. — У нас каждый казак гутарит по-французски».

Прежде чем начать двигаться, Иван определил, кто что должен делать, как подать сигнал при опасности, кто старший в дозорных разъездах. Сам остался в ядре с полутора десятком казаков.

Ночь выдалась не по-летнему свежей; и кони резво шли по дороге. Настороженно вслушиваясь в шорохи, казаки то и дело придерживали их. Иногда Иван приказывал остановиться, фыкал в кулак по-совиному. И в ответ подъезжали связные от боковых дозоров. «Все спокойно», — докладывали.

— Это пока спокойно. Смотрите, чтобы самим в силки не угодить.

Под утро на землю опустился туман. У реки он плотный, однако дозор заметил на противоположном берегу костер.

Спешившись, казаки скрытно приблизились, залегли. Иван прикинул на глазок ширину реки: пять десятков сажен. И глубока, вброд не перейти. У костра вырос человек, помаячил и опять пропал. Француз!

— Будем брать! — решительно сказал Иван. — Пикет их в отдалении, переплывем и схватим.

— Вымокнем зараз, Иван Матвеев, — возразил Степан.

— Не вымокнем. Я знаю способ. — Иван согнувшись, поспешил назад, к коням, там объявил:

— Хорунжий с пятью казаками остается здесь, на берегу, должон прикрыть нас ружейным огнем. А всем остальным расседлать коней!

— Ты что придумал, есаул? — опешил Степан. — Ведь вымокнем!

— Заладил свое, вымокнем, Вот и я о том, чтоб, значица, не вымокли. Расседлывай!

С лошадей полетели седла, сбруя.

— А теперь всем снять порты и остальное, чтоб нагишом быть, в чем мать родила.

Иван первый стащил с себя чекмень, сапоги, чакиры с алым лампасом.

— Может, подштанники оставить, да рубаху споднюю, — передернул плечами Степан. — Дюже зябко.

— Всем как я! Брать саблю да дротики. Ружья оставить.

Иван накинул на голое тело ремень сабли, взял пику и, сверкнув ягодицами, лихо вскочил на коня.

— За мной!

Конь неохотно вошел в воду, фыркнул. Иван вцепился в его гриву. И остальные казаки плыли таким же способом. Раньше, когда были мальчишками, им не раз приходилось переплывать Дон. А уж он-то втроекрат пошире этой реки.