Читаем Атаман Платов полностью

Атаман Платов

Василий Николаевич Биркин , Петр Николаевич Краснов

Родились эти песни в свободном народе, родились от любви и для любви. Пелась в них нега свиданий под купами олеандров и кипарисов, пелось про стройных газелей, про радость весны и жизни, про муки любви и наслаждения страсти. Говорилось про счастье умереть за свою родину и за любимую женщину. И свободные, смелые люди говорили это в звучных строфах.

Нравились эти песни Конькову. Вспоминались ему родные тягучие песни в унисон «от кургана до кургана», песни, где рабы воспевают своих господ. Всегда с тоскливой нотой, беспредельные, как Русь, но и однообразные и унылые тоже, как Русь.

И как далеки были одни от других!

Коньков чувствовал, что эти песни выше и лучше, что в этих песнях и чувство полнее, и передача выше, но не лежало у него к ним сердце.

И часто, часто стал уходить он один в парк, садился там на берегу ручья и, глядя на его темные воды, бегущие между камней и с легким плеском разбивающиеся об них, мурлыкал свои донские песни.

Охватит его вдруг тоска, и сильнее задрожит голос, словно струны на скрипке от удара смычка, и мягким тенором заведет он песню:

Во чистом поле одинешенекПал казак, лежит-лежит,Он из камушка огонь вырубал,Он горькую полынь вырывал,Он и раны свои перевязывал.Уж вы, раны мои, вы больным-больны,Уж вы, раны мои, меня в гроб завели!Уж ты, конь, ты, мой конь!Ты беги-ка, душа – добрый конь,К нам, на Тихий Дон!Ты вскочи, мой конь,На широкий двор!Как и выйдет к тебеСтарик старенькийСо старушечкой,Старик старенький —Родный батюшка!А старушечка – родна матушка!А молодушка – Молодая жена!Как бы батюшкеДа низкий поклон,А и матушкеДа низкий поклон,Молодой жене —На две волюшки:Когда хочет она,Пускай замуж идет,А не хочет она,Во вдовах сидит.

– Ах, какая прелесть, Пьер! – прервал его пение голос Люси. – Спойте еще раз.

– Нет. Зачем же. Вам, конечно, смешно! Ваши песни в тысячу раз лучше. Наши только сердцу говорят.

– Постойте, Пьер. Мне нравится мелодия. Я положу ее на ноты. Ну, спойте, еще!

– Вам не понять, Люси, моих песен. Надо жить в нашей бедной стране, надо мерзнуть зимою, быть вечно голодным, и тогда вы поймете сладость нашей песни.

– Но она вовсе не грустная. Пойдемте!

Они вернулись домой. На столе лежали свежие газеты. Коньков ликовал, читая про победы русских, и с трудом сдерживал свою радость, чтобы не огорчить Люси. Однажды он прочел об обмене пленных и с радостью воскликнул:

– Значит, я свободен и могу ехать к моей Ольге.

– Да, вы свободны, – и голос Люси задрожал. – Когда же вы будете собираться в дорогу?

– Да завтра! Чем скорее, тем лучше, ведь Ольга ждет меня.

– Нет, завтра нельзя, еще надо оправиться, подождите неделю. Сделайте это для меня, мне бы не хотелось, чтобы все мои труды были напрасны и чтобы вы снова захворали.

Коньков остался. Разве он не обязан был Люси этим маленьким вниманием? Да и неделя в сборах и хлопотах перед отъездом прошла так быстро… Люси трогала его своей лаской и заботливостью. Она до мельчайших подробностей обдумала и приготовила все необходимое для дороги. В эту неделю трогательных приготовлений Коньков вдруг сблизился с Люси и, странное дело, полюбил ее.

Перейти на страницу: