Все эти дни казачий отряд метался между французскими войсками, надеясь найти в их боевом порядке брешь, через которую он мог бы выскользнуть и уйти от опасности.
Оторванный от основных войск отряд Платова испытывал чрезвычайные трудности. Припасы продовольствия, фуража, пороха, ядер и всего необходимого не только для ведения боя, но и для поддержания сил, подошли к концу. Люди и лошади довольствовались, чем Бог пошлёт. Подвижность отряда снизили и заполнившие повозки раненые.
И какова же была радость казаков, когда 15 февраля, словно с небес, подоспела помощь.
Ввечеру к Платову явился военный, в наброшенной на плечи бурке, лохматой папахе. Не отдавая чести, твердо поставленным голосом представился:
— Генерал-майор Сеславин.
— Генерал? Сеславин? — Платов вгляделся в прибывшего. На лице того расплылась улыбка. — Ба-а… Да это вы ли, батенька?
— Так точно, ваше сиятельство.
Стоявший позади адъютант-казак снял с плеч бурку, папаху.
— Ну вот, теперь узнаю. Я ведь вас знал ещё в начале войны. Кажется, капитаном были?
— Так точно.
Сеславин действительно был ранее адъютантом при военном министре, Барклае. За полтора года вырос до генерала.
Тяготясь адъютантством, он упросил направить его в войска. И добился своего. Ему доверили партизанский отряд из казаков и гусар, с которым он творил чудеса. За бои под Смоленском удостоился золотой сабли, за битву у Бородина — ордена Георгия.
Действуя у Москвы, Сеславин первым узнал об отходе Наполеона и известил о том Кутузова. Своевременное сообщение позволило принять необходимые меры и сорвать планы французского полководца.
С выходом русских войск к границе отважный офицер был произведён в полковники, а через полгода стал генералом. Он имел шесть ранений, обе руки были перебиты, но он ни на день не покинул строя…
— Вы ведь тоже действовали во французском тылу? — спросил Матвей Иванович.
Признаться, у него промелькнула мысль: не станут ли прибывшие обузой для казаков отряда?
— В тылу. Но у нас боезапасов и фуража в достатке.
— А какими располагаете силами?
— Сумской гусарский полк, четыре казачьих полка и взвод донской конной артиллерии о двух орудиях. Всего, без малого, полторы тысячи человек.
— Полторы тысячи? Не ослышался ли? — переспросил Матвей Иванович.
— Никак нет. Есть, конечно, раненые, но отряд, смею заверить, готов к немедленному делу.
Сеславин стал рассказывать, как, находясь в тылу вражеских войск, отряд проводил разведывательные поиски, почти ежедневно имел бои, а в феврале успешно действовал на коммуникациях между Орлеаном и Парижем, парализуя движение неприятельских колонн. Выйдя на канал, казаки и гусары отряда сожгли на нём мосты, разрушили шлюзы, а захваченные суда потопили.
Подход Сеславина был как нельзя кстати. Теперь отряд Платова стал более сильным.
Прикрываясь арьергардом, которым на сей раз командовал генерал Греков, отряду удалось наконец вырваться к небольшому городу Арсису. В подступавших сумерках зимнего дня городок казался тихим и мирным, насквозь продрогших казаков вожделенно манило тепло. Ничто не выдавало присутствия неприятеля, и дозорные безбоязненно направили по дороге уставших коней.
Но едва они приблизились, как из домов загремели выстрелы. Подоспела головная сотня, спешилась, ответила огнём. Завязалась перестрелка.
— И сколько ж надумали вы лежать в снегу? — спросил сотенного генерал Иловайский.
— Дюже сильный огонь, — ответил тот, оправдываясь.
— Сам вижу. А мы их сейчас заставим замолкнуть.
Иловайский приказал другой верховой сотне спуститься в балочку, по ней выйти к дальней окраине и оттуда ворваться в город.
Едва сотня оказалась средь домов, как стрельба притихла. А через час дело завершилось пленением гарнизона.
ОТСТАВКА
В полной уверенности, что с утра предстоит продолжить поход, казаки расположились в тепле квартир. Но примчался офицер с распоряжением закрепиться в городе и ждать указаний на дальнейшие действия. Оказалось, что в соседнем местечке расположился драгунский полк из корпуса генерала Раевского.
— Кто послал с сим указанием? — спросил офицера Платов.
— Корпусной начальник, — отвечал тот. — Он собирался сам в скором времени к вам прибыть.
— Ну, кажется, нашим мучениям и конец, — перекрестился Матвей Иванович. — Конец рейду.
Раевского он знал давно, ещё с потёмкинской поры, когда формировал под Чугуевом Новодонское казачье войско. Это было в 1787 году. «Почитай, три десятка лет прошло».
Тогда к нему прибыл совсем по виду мальчик, представился:
— Гвардейский поручик Раевский Николай. Неширокие плечи, тонкая шея, румянец на щеках.
Подал письмо от самого Потёмкина. Грозный начальник повелевал прикомандировать своего дальнего родственника на выучку в казачий полк, требовал, чтобы его употребляли в службе как простого казака, а уж потом по чину.
— Вам сколько же лет? — спросил генерал, глядя на старательно вытянувшегося офицера.
— Пятнадцать в сентябре исполнилось, — ответил тот петушком.
— Вы знаете, о чём пишет светлейший?
— Так точно. Князь прочитал мне письмо.