Атаман Ермак со товарищи

Пламя полыхнуло прямо в лицо Маметкулу. Его обрызгало чьей-то кровыо, мозгами. Маметкул попятился назад. И снова грохнуло, и его обдало жаром и визгом летящих пуль…

Черный дым заволок весь берег. Слуги схватили Маметкула, кинули поперек седла и, ожигая коня нагайками, помчали прямо в гору. На вершине откоса Маметкул выправился в седле, оглянулся.

Над рекой и над берегом стоял плотный черный дым, в нем вспыхивали оранжево-желтые снопы выстрелов. А вверх по берегу ползли, обвисали на обезумевших конях сотни раненых и просто бегущих… Мурзы останавливали отступающих, сбивали их в подобие отрядов и кидали туда — вниз, под берег, в дым и огонь, где стоял непрерывный грохот и вой.

Опытный, храбрый мурза Баянда привел три сотни воинов.

— Веди! — крикнул он Маметкулу.

— Воины Аллаха, за мной! — закричал, взмахивая саблей, Маметкул, но тут ударило огнем вдоль по берегу, от леса. Все такая же неумолимая цепочка — одни на колене, другие стоя — выстроилась прямо с фланга, у леса. Не успел Баянда развернуться для атаки, как второй залп выбил у него всю переднюю шеренгу. Лошади бились и визжали, их невозможно было удержать. Пешие оставались одни, не прикрытые конницей.

Маметкул видел, как, выстрелив, казаки передают пищали назад — за спину, и оттуда получают заряженные, снова стреляют.

— Хан! — услышал Маметкул. Молодой воин с окровавленным лицом подбежал к нему: — Проклятые гяуры обошли мыс и высаживаются. Надо отходить, иначе они окружат нас…

Грохотало уже и по другую сторону мыса. Отовсюду панически бежали те, кто составлял многотысячное войско непобедимого Сибирского хана Кучума. Маметкул побежал к берегу, чтобы вывести своих людей. Под берегом горами лежали трупы. Уткнувшись в берег, стоял плот, на котором полыхал казак, истыканный десятками стрел. Маметкул подбежал поближе, ткнул саблей в пламя — казак рассыпался.

— Шайтан! — закричал, плача от бессилия, Маметкул. — Это чучело! Они натянули кафтаны на соломенные чучела, в которые мы выпустили все стрелы…

И тут он увидел свой главный просчет.

Когда струг разворачивался бортом вдоль берега и, как считал Маметкул, становился наиболее уязвим для стрелков, все происходило наоборот. На наро-щенных вязанками камыша бортах появлялись пищали, и грохал залп всем бортом. Тут же стрелки передавали рушницы тем, кто сидел у другого борта и не мог стрелять, но зато перезаряжал оружие. Хватали заряженные пищали и опять палили.

Рулевые специально изо всех сил тормозили движение стругов, и они, выстраиваясь друг за другом, превращались в медленно ползущую огненную змею, несущую смерть.

Когда первый струг уходил из зоны огня, гребцы хватались за весла, свалившись на середину реки, и, описав полный круг, пристраивались в корму к последнему стругу.

После очередного залпа канонада вдруг разом смолкла, прямо через борт в воду из стругов стали прыгать страшные, закопченные люди с саблями и бердышами. Они шли в бой совсем не так, как водил своих воинов Маметкул! Каждый бежал, словно думал драться в одиночку, — далеко друг от друга, но с такой скоростью и умением крутя саблю, или бердыш, или тяжелую гирю на кожаном ремне, что вокруг образовывалось мертвое пространство.

Молча они стали карабкаться на засеку, откуда в ужасе побежали не имевшие сабель стрелки.

Маметкула что-то сильно ударило в руку. Он увидел, как прямо на него бежит бородатый человек в красном кафтане. И Маметкул закричал страшно, по-звериному, не в силах поднять вдруг ослабевшей рукой саблю. Несколько воинов, прикрываясь щитами, кинулись на казака. Но он рубил их наотмашь, двумя саблями с обеих рук, не заботясь о собственной жизни.

Маметкула подхватили воины, втащили на гору. Здесь только пыль вилась за ускакавшими всадниками. Внизу опять грохотало и выло. Маметкул подскочил к пушке и столкнул ее на головы этих проклятых русских… Тяжко поворачиваясь, орудие покатилось вниз.

Кашлык-Сибирь

Прорвав канаты и плоты, что перегораживали Тобол, подобрав казаков с мыса, огрызаясь редкими выстрелами, которые уже не могли достать убегавшие в леса и в степь разрозненные и рассеянные отряды войска Маметкула, казачьи струги медленно подошли к столице Сибирского ханства городищу Сибирь, или Искер, или Кашлык, — как называли его тобольские татары.

Подходили с зажженными фитилями, развернутым строем, готовясь ворваться в крепость изгоном, взломав пушечными выстрелами ворота… Ждали, что если уж на подступах к столице Кучум выставил такое войско, столько народу понагнал, то как встретит крепость!

Но чем ближе подходили, тем яснее становилось, почему хан пытался навязать сражение не у стен столицы.

Стен не было… Давно нечиненные, оплывшие валы, заросшие кустами сухие рвы. Прогнившие частоколы… Столица ханства крепостью не была. Это была очень старая огороженная ставка кочевника… Когда-то, очень давно, это было какое-то укрепленное городище.

— Да… — сказал Ермак. — На ханском пузе шелк, а в ханском пузе щелк.

— Где же ханский терем? — спросил наивный Черкас.

— А может, замок? — засмеялся Ермак. — Да, брат, тутошние государи во много как западных беспечней.