30 августа в Петроград приехал генерал А.М. Крымов, который после беседы с Керенским застрелился. Похороны Крымова во избежание демонстраций протеста были проведены скрытно. В тот же день Дутова, Караулова и Аникеева в штаб округа пригласил Савинков. После беседы с ним состоялась встреча с начальником штаба Верховного главнокомандующего Генерального штаба генералом от инфантерии М.В. Алексеевым, который сказал, что «уже начались случаи дикой, кровавой расправы солдат с офицерами. Такие осложнения под влиянием пропаганды безответственных лиц возможны, хотя и маловероятны, и в ваших казачьих частях, подошедших к Петрограду. Надеюсь, вы не откажете мне в помощи и поедете в казачьи части поговорить с казаками, чтобы своим авторитетом успокоить их. Теперь в казачьих частях еще сохранился порядок, и поддержать его крайне необходимо. Временное правительство обещает провести в жизнь поставленные мною условия, но разве «им» можно верить? (подчеркнуто в документе. –
31 августа в Зимний дворец был вызван Дутов. Однако он сказался больным и не поехал, оставшись в своем номере гостиницы «Пушкинская» на Пушкинской улице. По поручению Дутова к Керенскому отправился войсковой старшина А.Н. Греков. В крайнем случае обещал быть и сам Дутов. Керенский принял Грекова в бывшем императорском кабинете, его целью было потребовать от Дутова решительных действий против Корнилова и Каледина. Совет должен был объявить Корнилова изменником, а Каледина – мятежником. Оба обвинения не имели под собой никакой почвы и основывались на страхах Керенского. Разумеется, Греков отказался выполнить его просьбу, сообщив, что не имеет необходимых полномочий. Тогда Керенский потребовал к себе весь президиум Совета Союза казачьих войск. Вскоре члены президиума были у Керенского. Керенский принял их вместе с министром призрения донским казаком И.Н. Ефремовым. Поздоровавшись с каждым за руку, он принялся ходить по кабинету, излагая волновавшие его вопросы. Керенский, по свидетельству есаула А.И. Аникеева, «в непозволительном повышенном тоне обратился к президиуму Совета со следующими словами: «Почему Совет так поздно нашел возможность сказать свое слово о подчинении Временному правительству. Совет это слово сказал тогда, когда стало ясно, что выступление генерала Корнилова ликвидировано. Кроме того, генерал Каледин поднял мятеж на Дону, грозит отрезать Москву и Петроград от угольного района, занял станцию Поворино, в Урюпинске сосредоточивает мятежные войска, разъезжает по области и призывает казаков к восстанию против Временного правительства. Совет в своем воззвании не вынес осуждения ни генералу Корнилову, ни генералу Каледину как мятежникам и предателям и изменникам родины. Я требую от Совета самого жестокого осуждения генералам Корнилову и Каледину. Если Совет это сделает, то все происшедшее я могу считать недоразумением»380. Обвинения Каледина в подготовке восстания были откровенной клеветой, обусловленной слабой информированностью Керенского о реальном положении дел (впрочем, слабо информированы были все стороны в этом конфликте) и страхом перед представителями правого лагеря. В то же время реальной ситуации не знали и члены Совета.
Ответил Дутов, обративший внимание Керенского на то, что казаки уже предлагали мирное решение, но получили отказ в поездке в Ставку, теперь уже Дутов отказал в резолюции, которой добивался Керенский. Последний заявил делегатам, что это решение казачьего офицерства, а не трудовых казаков, и потребовал резолюцию всего Совета. Подобное высказывание было достаточно наивным, ведь рядовое казачество и казачье офицерство были связаны друг с другом самым тесным образом: многие вместе воспитывались и жили в станице, вместе несли тяготы военной службы и боевой жизни, а часто даже являлись близкими родственниками. Почти все вернулись с Первой мировой войны живыми. Подобные особенности отразились на участии казачества в Гражданской войне, когда казаки пошли за своими офицерами и метались между красными и белыми часто тоже вместе с офицерством.
После этого разговора у членов президиума сложилось впечатление, что Керенский их арестует. Чтобы прояснить ситуацию, Дутов перед уходом спросил его, могут ли присутствующие члены Совета считать себя в безопасности и не вызовет ли их отказ репрессий. Керенский на это ответил: «Вы мне не опасны, повторяю вам, трудовое казачество на моей стороне. Можете быть свободны; я жду от вас сегодня же нужной для меня резолюции»381.