Атаман А. И. Дутов

Казак Маслов крикнул:

– Кто идет?

– Чанышев. К Атаману!

– Подожди, доложу. – И Маслов свистком вызвал офицерский караул. Сын Лопатина пошел с докладом к атаману. Атаман отказался принять, но Чанышев добивался, говорил, что привез что-то особенно важное, и Походный с большим неудовольствием сказал:

– Ну, черт с ним! Пусть идет, – а сам вышел в приемную.

Чанышев вошел в комнату, сильно хромая. Как будто повредил ногу. Он был в халате.

Подхромал к атаману и сказал:

– Ну, я тебе, атаман, привез хорошее письмо. – И он стал шарить за пазухой, потом мгновенно выпрямился, в руке его сверкнул сталью револьвер, и посыпались выстрелы в атамана и в стоящего в стороне сына Лопатина.

Атаман бросился в кабинет за «Смит-Вессоном», который у него всегда лежал на столе, а в это время на дворе послышались тоже выстрелы. Приехавший с Чанышевым в упор стрелял в казака.

Атаман вертелся в кабинете, ища револьвера, сын Лопатина лежал смертельно раненным в приемной, и когда Походный выскочил без револьвера туда, Чанышева уже не было.

В темноте ночи слышался удаляющийся топот лошадей.

– Держи их, мерзавцев! – крикнул атаман и, когда из столовой вышла его жена, сказал:

– Мерзавец, ранил в руку!

Он помолчал и потом сказал:

– Ты меня извини, но мне что-то нехорошо. Нервы, что ли, расстроились… Пойду, немного прилягу, Шурочка!..

И он ушел в кабинет. Погоня никого не настигла. Часовых у ворот не оказалось. Через полчаса у атамана был отрядной фельдшер.

Отряд радовался – злодеяние не удалось – атаман ранен только в руку, но прошло некоторое время, и в отряд приехал фельдшер. Он был бледен, как мертвец, и отрывисто бросил:

– Конец. Атаман умирает!

И объяснил, что пуля попала в руку и рикошетом в живот. Слепое ранение.

Весть была для всех потрясающая. С атаманом рушились все надежды, с атаманом уходила душа отряда, отряд лишался того, на кого чуть не молился.

Утром, в шесть часов, атаман умер. И в десять утра умерли сын Лопатина и казак Маслов.

Три смерти в одно утро.

Не было плача в отряде, но у всех офицеров и казаков глаза были полны слез, и у некоторых они скатывались мелкими капельками по бородатым лицам.

С земли ушел большой человек России, из отряда ушел отец и вождь.

Утром приехал о. Иона. Он был потрясен трагичной вестью, плакал и в плаче рассказывал, что уже давно знал о готовящемся покушении, но перепутал числа и опоздал предупредить атамана.

Перепутал на один день.

Не верить ему было нельзя – слишком искренне было его горе и мучился он так сильно, что не мог служить панихиду.

И панихида была необычная. Пел хор, но пел плача. Запоют заупокойное песнопение и прекратят: хор плачет, казаки в строю плачут, офицеры стоят, не поднимая голов, и крупные слезы падают на снег.

Умер Атаман! Прах его предали земле, и когда уходили от могилы, клялись казаки и офицеры, что, когда разыщут злодеев и их помощников, не будет страшнее на земле казни, которую они совершат над ними.

И кровь убиенного Атамана Дутова до сих пор вопиет к небу, требуя мщения»²³⁴⁶.

Сильные, искренние строки. Но все же вернусь к анализу изложенной версии. Итак, все три наиболее достоверных белых версии – версия отца Ионы, анонимного дипломата и неизвестного офицера личного отряда Дутова в основном совпадают. Не исключено, что в их основе рассказ самого, уже смертельно раненного, Дутова. Очевидно, атаман перед смертью сообщил своему окружению о предательстве Чанышева. Имя же Ходжамиарова в Суйдине никому ничего не говорило. Если о нем и знали, то в любом случае как о человеке Чанышева. В этой связи в белой историографии в дальнейшем закрепилась ошибочная версия о том, что непосредственным убийцей был Чанышев. Вызывает интерес и свидетельство о том, что отец Иона знал или догадывался о готовящемся покушении. Кстати, эти данные подтверждаются и другим белым мемуаристом, по сведениям которого о приезде убийц в Кульджу с целью покушения на атамана 6 февраля отца Иону предупредил какой-то киргиз. Отец Иона не поверил и отправил его к китайцам клясться на Коране. В итоге было бездумно потрачено время, а атамана спасти не удалось²³⁴⁷. Кстати, осведомленный британский генеральный консул в Синьцзяне П. Эсертон считал, что именно священник у Дутова был большевистским агентом²³⁴⁸. Преемник Дутова на посту начальника отряда полковник Т.В. Гербов (в 1919 г. служил в штабе Верховного главнокомандующего²³⁴⁹) отмечал, что в отряде знали о предполагавшемся покушении, но Дутов отказался принять меры предосторожности²³⁵⁰.