Атаман

К вечеру Семенов получил ответ на свою телеграмму по поводу арестованных казачьих офицеров. «Не ваше дело вмешиваться в дела Верховного правителя». Подпись — «генерал Лебедев».

Атаман с брезгливым видом повертел телеграмму в руках, потом приподнял ее двумя пальцами, как дохлого лягушонка, и спросил у Унгерна;

— Лебедев — это кто такой? Откуда взялся?

— Откуда взялся — не знаю. Знаю, что до недавнего времени он был полковником, звезд с неба не хватал... Обычная серая мышь, усердно грызущая штабные бумаги... Но вот повезло: Александр Васильевич Колчак его поднял, и он стал начальником его штаба.

Семенов разжал пальцы, и телеграмма полетела на пол. Атаман наступил на нее сапогом, придавил покрепче. Был оскорбителен не только тон телеграммы, но и то, что она была отправлена без всякого шифра, открытым текстом, что смахивало на попытку подорвать авторитет Семенова.

Вечером он настрочил гневное письмо адмиралу, в котором не оставил у Колчака ни одной не перемытой косточки. Выражения Семенов не стал выбирать — что в голову приходило, то и «стелил» на бумагу.

Он ждал, что от адмирала придет ответ, который все расставит по полочкам, но вместо этого его вызвал к прямому проводу генерал Лебедев. Атаман поморщился, дернул головой недовольно — очень не хотелось ему отправляться к прямому проводу, в аппаратную, но не идти он не мог — Лебедев был его начальником, а Семенов как командир Отдельного корпуса считался его подчиненным.

Лебедев был категоричен, он задал атаману знакомый вопрос:

— Вы признаете Колчака Верховным правителем России?

Семенов пожевал зубами, услышал каменный скрежет — зубы у атамана были крепкие, такие стачиваются не скоро:

— Прежде чем ответить на этот вопрос, ваше превосходительство, я должен получить исчерпывающую информацию о том, какова будет линия поведения нового правительства и каковы его цели...

Генерал Лебедев прервал связь — человеком он оказался дерганым, вздорным, обидчивым, Семенов тоже был не сахар и хорошо знал это, но никогда не позволял себе так вести.

— Баба! — выругался он и покинул аппаратную.

Через два дня атаман получил из Омска, из ставки Колчака, приказ под номером 61, где объявлялся изменником, отстранялся от всех должностей и предавался военному суду. Прочитав приказ, Семенов невольно присвистнул.

— Вместо того чтобы бороться с большевиками, мы занимаемся тем, что вышибаем сопли друг из друга, — оказал он. — Стараемся это сделать побольнее, покровянистее. Эхма! — Он потянулся, услышал хруст собственных костей. — Интересно, что же мне инкриминируют?

Инкриминировали атаману многое. Первое — то, что он прижал чехов. Их развелось много; они, как блохи, прыгали по всей железнодорожной линии от Урала до Владивостока, грабили население, не прочь бывали забраться в иной банк и выудить из его подвалов последнее золотишко; воевать они не умели, зато умели вкусно есть и пить, гусарить и приставать к бабам; вреда от чехов, по мнению атамана, было больше, чем пользы. Второе, что ставили в вину атаману, — задержку оружия, снаряжения, боеприпасов, идущих с востока, с приморских причалов в Приуралье, на фронт; и третье, последнее: бунт, который поднял Семенов против существующего строя, то есть против Колчака, Лебедева и прочих, кто составлял с ними одну компанию.

Атаман выругался — во рту у него неожиданно сделалось сухо, горько, он швырнул бумагу, на которой жирной типографской краской было отшлепнуто ярко, так приметно, что не прочитать мог только слепой: «Приказ». Ниже, на отдельной «полочке», стоял номер — 61, а еще ниже машинистка на плохо отремонтированной, с прыгающими буквами машинке напечатала этот дурацкий текст. Семенов выскочил в приемную — надо было срочно увидеть Унгерна, посоветоваться с ним. Около столика адъютанта сидел человек в добротном, хотя и поношенном костюме и, насмешливо щуря глаза, пускал в воздух дым колечками. Лицо его показалось атаману очень знакомым. Он столкнулся с ним взглядом, остановился. Человек перестал пускать дымные колечки в воздух и поднялся со стула.

В ту же секунду атаман узнал его — это был Таскии, — но тем не менее проговорил неуверенно:

— Сергей Афанасьевич?

— Он самый!

Вот чья светлая голова была нужна атаману. Семенов, забыв про Унгерна, про злосчастный приказ, широко распахнул дверь своего кабинета:

— Прошу!

Таскин неспешно погасил сигарету о кран пепельницы, услужливо придвинутой ему адъютантом, и вошел в кабинет.

— Сергей Афанасьевич, мне нужен помощник по работе с гражданским населением, — с ходу начал Семенов.

— Можете располагать мною, — широко раскинул руки в стороны Таскин.

Так у атамана появился новый заместитель. Однако приказа номером 61 никто не отменял. Более того, до Семенова дошел слух, что расквартированный в Иркутске Четвертый Сибирский корпус готов выступить в Читу и начать против атамана карательную операцию. Командовал корпусом генерал-майор Волков.

— Уж не тот ли это Волков, за которого я пытался заступиться и послал телеграмму в Омск? — спросил Семенов и начал наводить справки.