Атака зомби

Вот Митрич, вцепившись ручкой-лапкой в округлый девичий локоток, ведет Ксю к распахнутой калитке в больших, местами ржавых воротах. Это ворота мастерской, из-за них доносятся веселые и не очень голоса, там шутки перемежаются с рабочим матерком, без которого, как известно, ни одна гайка не накрутится, ни одна резьба не нарежется. Митрич что-то шепчет Ксю на ушко – она немного выше старика, ему приходится на ходу приподниматься на носочки. Закончив, вертолетчик опускается на всю стопу, а Ксю хохочет, запрокинув голову. Ее золотистые кудри рассыпаются по плечам и спине, прикрытой неизменной камуфляжной курткой. Эх, переодеть бы Ксю в настоящее платье, вместо ботинок обуть в туфельки на каблуке – и… ух и ах, у Дана даже дыхание перехватило, когда он представил себе эту красоту. Нет, она и так отлично выглядит, но в платье с глубоким декольте…

Митрич с легким поклоном пропускает Ксю вперед, затем сам ныряет в удушливую атмосферу мастерской, пропахшей сваркой, горячим металлом, лаком и краской, смазкой и бензином, людским по́том, в конце концов. Митрич и Ксю идут к раздутой громадине дирижабля, на бортах гондолы красуется всадник, пронзивший копьем ползучую тварь, что так и норовит впиться клыками в ноги его скакуна. Из клубящегося пара вываливается закопченная физиономия, рука в промасленной рукавице сдвигает с лица большие сталеварские очки, рукавица падает на пол, засыпанный грязной деревянной стружкой. Девичьи пальцы тонут в неожиданно чистой ладони, затем выныривают, и черед уже Митрича жать руку мужику. Реверансы заканчиваются – опустив очки на глаза, мужик поднимает рукавицу и принимается за работу. Болгарка врезается в лист металла, в стороны сыплют искры, попадая на робу, оставляя на коже крошечные черные ожоги.

Ожоги…

Картинка такая четкая, такая настоящая, что Данила, словно бы топающий в шаге от Митрича, озирается в поисках пожарного щита. Где тут ящик с песком, багор, ведро и прочее бесполезное в случае, если тут полыхнет всерьез?

Еще рукопожатия, хлопки по плечам, кое-кто неуклюже пытается поцеловать Ксю руку, но она, смеясь, выдергивает ладонь из мозолистых пальцев с черными ободками грязи под ногтями. Видно, что Ксю здесь нравится, что она тут дома. Она, рожденная на Территориях, с детства привыкшая презирать жителей острогов, нашла здесь пристанище и друзей. Ее понимают в мастерской и ценят, ею не только восхищаются за редкую женскую красоту, но и способны оценить по заслугам ее умение – причем без скидок на пухлые губки и гладкую кожу. И это много для Ксю значит.

Туша дирижабля рядом, возле нее уже суетятся мужики в робах. Работа, что называется, кипит. Дыры в гондоле латают, сорванные заклепки меняют, оболочку тоже кое-где надо обновить, потом покрасить еще, но это позже, не сейчас… С армейского склада привезли боеприпасы, не мешало бы загрузить, чтоб под ногами не валялись, а то сварка или еще что, береженого бог бережет… Ксю с ходу включается в процесс, она ловко забирается на балки, удерживающие правый двигатель чуть в стороне от аэростата, – ей не понравилось, как он справлялся с нагрузкой в последнем вылете. Митрич же, наоборот, неспешно прогуливается вокруг дирижабля, раздавая ЦУ и рассказывая анекдоты. Указания его не спешат выполнять, зато анекдоты слушают внимательно и даже искренне смеются.

Все при деле. Все заняты любимой работой, которая не в тягость, но в радость.

Прямо-таки идиллия.

И тут с грохотом захлопывается калитка ворот.

В шуме мастерской этот грохот, конечно, нельзя было услышать, но ведь услышали, бросили работу, обернулись на звук. Ксю тоже отлипает от движка. Лицо ее уже измазано чем-то черным и жирным – наверное, солидолом, смешанным с пылью. Митрич запинается, анекдот остается без окончания. Вертолетчик первым приходит в себя. Первым бросается к двери. Он уже метрах в трех от ворот, когда снаружи мастерской раздается грохот, ворота содрогаются, в щели стыков прорываются языки пламени, кончики которых облизывают Митрича с ног до головы. Одежда на нем мгновенно вспыхивает, он падает на пол, катается с боку на бок, надеясь сбить пламя. К нему бегут на помощь. Ксю только начинает спускаться с дирижабля, как внутри мастерской раздаются два взрыва сразу. Кажется, что огонь везде, что горит всё-всё-всё, металл плавится и бежать некуда и, главное, некому…

Пузырится краска на борту гондолы – там, где был святой Георгий…

Это последнее, что увидел Данила, прежде чем голос Тихонова вернул его к реальности:

– С внутренними врагами, господа, с этими змеями, пригретыми на груди острога, мы разберемся силами службы безопасности. С минуты на минуту я жду отчета о поимке подлого ренегата, бывшего советника Шамардина.

«Варяги» молчали, переваривая услышанное. Мариша воскресла из мертвых, но взамен погибли двое боевых товарищей. Кое-кому – Ашоту, например, – такой обмен наверняка показался неравноценным, пусть даже Мариша вернулась не сама, а с «языком».

– Какая наша задача? – подал голос Гурбан.