Атака Скалистых гор

На первых порах отвлекали и успокаивали абсолютно неотложные дела. Раз уж его обнаружили, требовалось в соответствие с планом уничтожить следы вторжения в коммуникации противника. В конце концов, неизвестно, пройдет ли все без сучка и без задоринки дальше. Да и вообще, даже если пройдет, то откуда знать, сотрет ли ядерный подрыв под горой все следы пребывания здесь, на склоне? Уж экспертов из всяческих ФБР тут будет до чертиков. Не стоило оставлять им даже намеки о том, как произошло внедрение. Подвиг маленьких стойких миллиботов следовало придать забвению.

«Ну что ж, только лишь по долгу службы прощаюсь я с вами», – произнес мысленно Миша Гитуляр и обрезал тончайшую нить световода. Она тут же втянулась под каменную плиту, ибо как не легок фотонный кабель, однако его четырехсотметровая провисающая длина перевешивала десяток метров хвостика торчащего наружу, и даже еще сто, когда-то протянутых миллиботами через бетонный короб стелющийся вдоль горы. Теперь следовало расправиться с компом управления и связи. Не стоило для такой мелочи задействовать «беретту», вполне годилось орудие пролетариата – булыжник. А особо тщательно следовало «поработать» над процессором и «винчестером», никак нельзя оставлять врагу хоть что-то, дающее зацепку к случившемуся. Мало ли, как там, в планируемом Центром Возрождения будущем? Вдруг предполагается использовать такие же микророботизированные методы и при штурме еще каких-то штабов? Так что производимое Мишей действо могло сравниться с работой какого-нибудь первобытного шамана или знахаря, перетирающего в целебный порошок что-то достаточно твердое. Понятно, измельчить металлические детали до атомов столь древней технологией не получилось. Зато данная фаза работы дала возможность поразмышлять. В частности, о том, что предпринять далее.

«Итак, электронные блоки памяти мы прикончили, – раздумывал Миша Гитуляр. – Теперь остался только один, биологического типа». Он невольно покосился на закрепленную у пояса «беретту». Жажды использовать ее с ходу не проглядывалось. Может, стоило попытаться улизнуть с этой горы пешочком? Вдруг получится? Однако такие чудеса не прокатывали даже в виртуальных, игровых мирах. А уж тем более в реальной повседневности настоящей войны. Без «панцирной» защиты, слуховых сенсоров, и даже такой устаревшей мелочи, как карта местности, поход с неизбежностью завершался провалом. Имелся, естественно, некий ареал разницы степеней провала, да и только. Бодрое, не в меру заточенное компьютерами, воображение Гитуляра тут же нарисовало несколько цветастых, детализированных картинок. Понятное дело, опыт совершенно не игрушечной войны на втором по величине континенте земного шара, добавил в изображение достаточно черных, увесистых клякс.

Например, вполне получалось даже не столкнуться с охраной в человеческом облике. Точнее, не сразу с ними. Без приданных экзоскелету детекторов можно просто-напросто с уверенной смелостью ступить на минное поле. Ведь, как говорится, вход был здесь рубль, а выход – два! При вторжении извне, о наличие мин предупреждали знаки и всяческие инфразвуковые зеркала, а при выходе изнутри, их могло просто не оказаться. Потом будешь лежать, молиться о потере сознания, с оторванными напрочь пятками, дожидаться, когда прибудут караульные егеря. Но это опять же не худший вариант. Тут хоть есть зазор для использования «беретты». Более того, одновременно с утеканием крови, прильет решимость, и совсем не дрогнет рука. Не то, что сейчас, когда ложная многовариантность сбивает с толку и не дает использовать по истинному назначению один-единственный патрон.

Кстати, вертящегося в странной, автоматизированной агонии гусеничного робота пришлось все-таки опрокинуть, дабы не вносил смуту в наступившую после стрельбы тишину. Он оказался даже легче, чем представлялось со стороны: все-таки, титановые сплавы – великое дело. Потом, в целях экономии патронов, его тоже понадобилось переправить в каменный век. Теперь, после нескольких ударов по датчикам, камерам слежения и аккумуляторам, робот умирал тихо, не мешая размышлениям человека. Вполне может случиться, его мысли, несмотря на увечья, все равно были более последовательны: ведь он, как ни как, являлся машиной.