Я потерял на всех этих маневрах половину высоты и был теперь в 1500 метрах над землей. Поискав глазами Ксавера, я к своему ужасу вместо него увидел еще один русский истребитель, сидевший у меня на хвосте. Развернув на 180 градусов свой самолет я открыл огонь.
«Не стреляй, это же я!» — Ксавер был слишком опытным, чтобы попасть под мои пули.
«Поворачивай, летим дальше!»
И вот, всего в 500 метрах передо мной появилась болотистая посадочная полоса, окруженная высокими соснами. Выпускать шасси было бессмысленно, закрылки не работали. Я терял высоту. Температура двигателя поднялась выше всяких пределов и мотор мог заклинить в любой момент.
Я попытался закрыть дроссель, но привод был перебит. Слишком большая скорость. Выключить зажигание. Верхушки сосен проносились мимо меня со скоростью немного превышающей 300 км/ч. А посадочная скорость должна быть только 150 км/ч. Я подтянул ремни. Винт медленно вращался. Как же поставить его двумя лопастями вниз!? Деревья в конце полосы стали приближаться с пугающей быстротой… нужно сделать еще один заход… зажигание, черт, не схватывает… я ударил по топливному насосу… двигатель заработал как раз во время. К счастью у меня был запас скорости, чтобы провести еще один разворот.
Второй заход я совершал с противоположного направления. Вдруг раздался удар и пропеллер застыл неподвижно. Двигатель все-таки сдох. Я быстро опустил левое крыло и резко переложил налево штурвал, надеясь хоть чуть-чуть затолкать висящую стойку шасси назад в нишу, прежде чем сесть на брюхо. Моя затея удалась. Планируя над водянистой почвой, я чуть задрал нос самолета. Серия ударов и толчков и я благополучно приземлился. Мой самолет даже не скапотировал.
Наступила тишина — мертвая тишина. Я отстегнул ремни и попытался выбраться из кабины. Но замок фонаря заклинило и я оказался в ловушке. Внезапно раздался звук, похожий на грохот паровоза, проносящегося мимо. Первое, что я подумал было: «Рванул бензобак!» Второй мыслью было: «Надо включить механизм аварийного сбрасывания фонаря». Аварийный механизм тоже заклинило, но мне удалось дотянуться ногой до рукоятки и с силой ударить по ней. В лицо мне ударила волна воздуха — это произошел отстрел фонаря. В голове промелькнуло: «Хоть я и попал в болото, зато цел». Над капотом истребителя поднимались клубы пара. Вода заливала раскаленный металл, этим и объяснялся рев, который я услышал.
Я взобрался на фюзеляж и помахал Ксаверу, который продолжал кружить надо мной. Он заметил, что я цел и невредим, покачал крыльями и повернул к Сиверской. Оглядевшись, я заметил, что двигатель и моторама не оторвались от остального фюзеляжа. Позади меня из осоки торчали крылья, к которым все еще были прикреплены шасси. Еще дальше, у начала длинной борозды, которую я оставил на земле, валялась задняя часть фюзеляжа и хвостовое оперение. Неплохая посадка. Конечно, от самолета остались одни обломки, но я, по крайней мере, могу отсюда выбраться… из болота меня вытащила пожарная бригада, дежурившая на полосе.
Причиной аварии был саботаж. Кто-то на заводе, выпускающем боеприпасы, так и не удалось выяснить кто, испортил фугасный снаряд. Снаряд заклинило в стволе, и он детонировал, а вслед за ним детонировали бронебойный и полубронебойный снаряды. Это было просто чудо, что я не погиб на месте. Кабина и силовое отделение были просто изрешечены осколками.
Пока я сидел на солнышке и пытался унять дрожь в руках, прибыли два главных сержанта, оба увешаны орденами. Один из них улыбнулся мне и спросил:
- Извините, может быть вы поможете нам. Примерно 15 минут назад где-то здесь приземлился сильно дымящий фокке-вульф. Когда он пересекал линию фронта мы попытались огнем не подпустить к нему русских, сидящих у него на хвосте. Скажите, пилоту удалось остаться в живых?
— А почему это вас так интересует? — ответил я вопросом на вопрос.
Тогда отозвался второй сержант. По его произношению можно было безошибочно узнать в нем баварца:
- Мы с моим коллегой поспорили на бутылку коньяка. Я утверждал, что пилоту удалось приземлиться, а он — что пилот погиб.