Асы люфтваффе пилоты Fw 190 на Восточном фронте

«Позднее я не пожалел о том, что выкинул размокшие сигареты в море. Мне было нечего есть и пить, поэтому курить в таких условиях было бы губительно. К счастью я не знал о том, что ожидает меня впереди и надеялся на то, что меня скоро обнаружат, подберут и дадут воды. Я попытался установить направление и скорость течения, бросая спички за борт одну за другой. Солнце постепенно садилось, мой спасательный плотик был оранжевой точкой, качавшейся на волнах, а спасатели, что-то не появлялись. Вдруг я заметил, что течение меня относит к юго-западу, прочь от Эйзеля. «Меня найдут, — подумал я, — не сегодня, так завтра». Мне хотелось оказаться как можно ближе к земле, которая по моим расчетам находилась в 60 км к югу.

От нечего делать я начал грести руками с удовольствием замечая, что маяк, стоящий на южной оконечности Эйзеля, постепенно удаляется. Меня удивило, что персонал маяка не обращает на меня внимание, наверное они полагали, что я утону и так. Наступила ночь, на небе высыпали звезды, а я все греб и греб, держа Полярную звезду за спиной. Хотя на мне были только футболка, штаны и носки — ботинки на меху я сбросил еще в воде — холода я не чувствовал, благодаря физической нагрузке.

На утро маяк казался уже в половину меньше чем вчера. Вскоре по небу пролетело несколько Bf 109, но все мои попытки привлечь их внимание ни к чему не привели. Вскоре буквально надо мной прошли еще два Bf 109. Пару раз я выстрелил в воздух из своего пистолета, потом снял рубаху и начал ею размахивать. Однако рубаха была темно-синего цвета и ее было плохо видно на фоне воды. Опять меня никто не заметил!

Пока пилот застегивает подбородочный ремень своего летного шлема на меху, механик вытаскивает из-за спины пилота ремни кресла. О стоящих морозах свидетельствуют наушники, которые носит механик. Под фонарем видно «Зеленое сердце» — эмблема JG 54.

Укутавшийся в поднятый воротник пилот из I./JG 54 позирует на фоне капота своего Fw 190. На капоте машины видна эмблема группы — герб города Нюрнберг. А вот кому принадлежат ноги, свисающие с крыла, наверное, навсегда останется загадкой.

Конец марта 1943 года. После долгой и суровой русской зимы на аэродромах в Орле (JG 51) и Красногвардейске появились первые признаки наступающей весны. Зимний камуфляж с самолетов частью облез, частью смыт, лишь на «белой 3» видны последние белые пятна. Такой камуфляж отлично растворял самолет на фоне весенних проталин. Взлетная полоса по прежнему покрыта утрамбованным снегом, а это значит, что температура все еще колеблется в районе 0 гр. Источник густого дыма, валящего па заднем плане, неизвестен.

Итак, по-видимому, мне придется спасаться самостоятельно. Это была довольно горькая мысль. Вскоре начало припекать солнце, а мне нечем было утолить жажду. Время от времени я снимал рубаху и накрывал ею голову, чтобы избежать солнечного удара. В добавок, я натер внутреннюю поверхность рук о борта моего плотика. Эти потертости начали гореть огнем. Тогда я применил другой метод. Смастерив из одежды плавучий якорь, я забрасывал его вперед, а затем подтягивался к нему за веревку.

Постепенно Эйзель полностью скрылся из виду и я начал ориентироваться при помощи своих пилотских часов. Тишина и покой, которые позволили мне вчера успокоиться после барахтанья в воде, теперь начали воздействовать на мою психику разрушающе. В добавок волны заливали мой плотик, а соленая вода жгла раны.

Тишина второй ночи была внезапно нарушена около полуночи. Из темноты вынырнули две тени и в это же время вода вокруг вскипела от снарядов. «Странно, — подумал я, — Если это русские корабли стреляют по моему плотику, почему я не вижу вспышки выстрелов?» Когда корабли приблизились, я понял, что это два советских эсминца, идущих на всех парах на север. Чтобы меня не обнаружили, я завесил борта плотика одеждой и всем, что у меня имелось. Эсминцы прошли мимо.

Хотя волнения ночи окончательно изнурили меня, я воспрянул духом. Ведь по эсминцам вела огонь немецкая береговая артиллерия. Следовательно, до берега оставалось километров восемь, не больше.