Астронавты в лохмотьях

С юга приближались четыре пурпурных шара. В легком ветре они скользили над травой. Противник видел шары, несколько человек указали на них, но, к моему удивлению, никто и не думал обороняться. Шары все ближе подплывали к хамтефцам, и – такова сила рефлекса – я с трудом подавил желание предупредить их об опасности. Передний шар долетел до шеренги солдат, резко остановился и лопнул. Они по-прежнему не пытались обороняться или уклоняться от птерты. Я видел даже, как один солдат небрежно полоснул ее мечом. За считанные секунды четыре шара лопнули, рассеяв смертоносную пыль среди противника, который отнесся к этому совершенно беззаботно. Все это уже было удивительно, но еще удивительнее оказалось последующее.

Хамтефцы перестраивались, они рассыпались, образовав кольцо вокруг нашей никудышной маленькой крепости, и тут я заметил первые признаки замешательства в их рядах. В бинокль я увидел, как упали несколько солдат в черной броне. Уже! Их товарищи опустились рядом, чтобы помочь, и через промежуток времени, равный нескольким вздохам, сами начали кататься по земле!

Ко мне подошел сержант и сказал:

– Сэр, капрал говорит, что видит наши позиции. Какое сообщение вы желаете передать?

– Подожди! – Я чуть приподнял бинокль, чтобы захватить среднюю зону дальности, и через мгновение обнаружил еще одну птерту; она, качаясь, плыла над лугом. – Скажи, пусть сообщит Кадалу, что мы наткнулись на большой отряд противника, но ему надлежит оставаться на месте. Я приказываю не двигаться вплоть до моих дальнейших распоряжений.

Дисциплинированный сержант не рискнул возразить, но я видел, в каком недоумении он пошел передавать мои указания. Я стал наблюдать дальше. Хамтефцы поняли, что происходит нечто ужасное и непонятное, солдаты бегали туда-сюда в панике и растерянности, а те, что начали наступать на наши позиции, повернули. Они не знали, что единственная для них надежда на спасение – это бегство, и воссоединились с остальным войском.

С ощущением вязкого холода в животе я смотрел, как они тоже начали шататься и падать. Я услышал за спиной хриплое дыхание, когда мои люди, глядевшие невооруженным глазом, поняли, что некая жуткая и невидимая сила уничтожила хамтефцев. За пугающе короткий отрезок времени противник пал до последнего человека, и на равнине остались лишь синероги, безучастно пасущиеся среди тел хозяев.

(И почему это все представители царства животных, кроме некоторых видов обезьян, иммунны к яду птерты?)

Насмотревшись на леденящую сцену, я обернулся и чуть не расхохотался, увидев, что мои люди смотрят на меня с облегчением, уважением и обожанием. Они-то уже думали, что обречены, а теперь – таковы особенности психики обычного солдата – вся их благодарность сосредоточилась на мне, будто это я спас их каким-то искусным маневром. Похоже, других выводов они не сделали.

Три года назад зловещая перемена в природе нашего исконного врага, птерты, поставила Колкоррон на колени. А теперь оказывалось, что произошло еще одно увеличение силы шаров. Новая форма птертоза – а ничто иное не могло уничтожить хамтефцев, – убивающая человека даже не за часы, а за секунды, предвещала мрачные дни.

Я передал сообщение Кадалу, предупредил, чтобы он оставался в лесу и был готов к появлению птерты, а затем вернулся к наблюдению. В бинокль я увидел, как еще несколько птерт группами по две-три дрейфуют на южном ветре. Мы находились в безопасности, под защитой деревьев. Я подождал, пока небо очистилось, и лишь после этого отдал приказ собрать синерогов и с максимальной скоростью вернуться на свои позиции.

ДЕНЬ 109. Обнаружилось, что я был абсолютно не прав по поводу новой возросшей угрозы от птерты.

Леддравор выяснил истину весьма характерным для него методом. Он привязал к столбам на открытой местности несколько хамтефских мужчин и женщин, а рядом – тех наших раненых, у которых было мало шансов на выздоровление. В конце концов дрейфующая птерта отыскала их, и наблюдатели с подзорными трубами проследили, что из этого вышло. Колкорронцы, несмотря на тяжелые ранения, сопротивлялись птертозу целых два часа, а злополучные хамтефцы умерли почти мгновенно.

Чем объясняется эта странная аномалия?

Одна из теорий, которую я услышал, гласит, что хамтефская раса имеет некую наследственную слабость, из-за чего более уязвима для птертоза. Но я полагаю, что настоящее объяснение намного сложнее; его выдвинули наши медицинские советники. Они считают, что имеются две разновидности птерты. Иссиня-пурпурная, которая исстари знакома колкорронцам, высокотоксична, а розовая, обитающая в Хамтефе, безобидна, по крайней мере относительно. (Оказалось, что розовые шары наблюдали и в других местах.)