Астронавты

— Попробуем спуститься; чем ниже мы будем, тем лучше, и нам, быть может, удастся найти какое-нибудь укрытие.

Через несколько сот шагов обрыв не был уже таким отвесным; на экранах радароскопов порой мелькали зеленоватые изображения удобных для спуска откосов. Я пошёл первый. Вокруг вились лёгкие струйки пара. Мрак сгущался; туман окрашивался в синие, пепельные, даже фиолетовые тона. Иногда приходилось помогать себе руками, так как подкованные носки сапог скользили по гладким пластам. Не обошлось, конечно, и без того, чтобы кто-нибудь упал. Ниже уклон стал более покатым, но скалы были прорезаны глубокими пересекающимися канавками. Это было очень опасно, так как каждый неверный шаг грозил переломом ноги.

Кто-то, кажется Арсеньев, опередил меня. Я увидел белое, окружённое многократной радугой пятно света от его фонарика. Луч терялся в тумане. Свет слегка колебался при ходьбе, потом ослаб вдруг и застыл неподвижно. Ослеплённый светом, я не заметил широкой трещины и провалился в неё чуть не по колени. Очевидно, я растянул сустав и сел, чтобы осмотреть ногу. Моя верёвка прошуршала по камням и натянулась.

— Алло, профессор, не двигайтесь, подождите меня! — крикнул я.

Никто не ответил. Я поднялся и, слегка прихрамывая, пошёл в сторону света, в котором мелькали какие-то неясные тени. Взглянув вверх, я увидел между краями ущелья небо, показавшееся мне широкой светлой рекой: так выглядит поверхность воды, если, нырнув, посмотреть на неё снизу.

Свет фонаря вдруг погас.

— Ничего не поделаешь, придётся лезть, — говорил Райнер.

— Погодите!

Это был голос Арсеньева. Снова вспыхнул фонарь, рассыпаясь разноцветным блеском в трепещущем сиянии зыбкого пара. Я увидел, что они оба стоят наклонившись. У их ног грунт неожиданно обрывался, и дальше шла тёмная мгла.

В это время в матовом электрическом луче заблестел шлем Солтыка, поднимавшегося из глубины. Райнер помог ему выбраться на край.

— Можно спускаться, — сказал инженер, — крутизна меньше, но становится всё жарче.

— Поднимается температура? Неужели мы так будем спускаться всё время до самого центра планеты? — заметил Райнер.

Получилось так, что мы собрались все вместе. Фонарик освещал четырёх чёрных великанов в измятых комбинезонах. В стёклах шлемов дрожали голубые искры.

— Придётся пожертвовать магниевым патроном, — сказал Арсеньев и достал из кармана плоскую коробочку. Это были заряды для ракетницы, которая погибла в вертолёте.

— Нет ли случайно у кого-нибудь носового платка в наружном кармане?

Райнер протянул платок. В центре платка астроном прорезал ножом отверстие, а к углам нитками привязал патрон. Я понял: профессор нашёл выход, как обойтись без сигнального пистолета. Он сильно ударил ручкой ножа по капсюлю раз, другой, а когда раздалось шипенье, бросил патрон в обрыв.

Мы наклонились над пропастью. Туман озарился ослепительным магниевым светом. Показались склоны: тот, на котором мы стояли, и противоположный, удалённый от нас метров на шестьдесят; потом облако пара заслонило пылающий патрон. Это продолжалось долго. Светлые клубы разошлись, из-под купола импровизированного парашюта снова полился свет, хотя и быстро слабевший. Свет обманчиво дрожал, переливаясь в туманной дымке. Под ним, в глубине, показалась чёрная продолговатая масса, блестевшая, словно волна застывшей лавы. Когда свет ослабел, мне показалось, что масса набухла, а потом сократилась, как туловище змеи, проглатывающей крупный кусок.

Потом всё исчезло.

Мы медленно отошли от края обрыва. Арсеньев засунул обе руки за пояс.

— Здесь всегда так: чуть покажется, что все затруднения преодолены, как появляется десяток новых... Что вы скажете об этом? — он указал на ущелье.

— Я видел движение, — начал осторожно Райнер. — Не знаю, может быть, мне показалось, но...

— Нет, вам не показалось, — прервал его астроном. — Хорошо было бы израсходовать ещё один патрон, но не стоит.

Он подошёл к краю и направил луч своего фонарика вниз. Свет растаял в тумане.

— Что же это такое, чёрт возьми?

— Поток лавы? — нерешительно высказался Райнер. — У меня было впечатление, что там что-то течёт.

— Температура слишком низкая.

— Так может быть, канал?

— Каналы на Венере?

— До дна не более тридцати метров, — вставил я.

— При таком освещении определить трудно. Ну что ж, всё равно надо спускаться. Идите за мной.

Арсеньев первым спустился по краю. Мы молча последовали за ним: сначала шли лицом к обрыву, а потом повернулись и двинулись быстрее. У скалы, похожей на базальт, тянулись гряды камней с острыми краями. Внезапно Солтык крикнул:

— Внимание, вот оно!

Фонарь застыл неподвижно. В светлом круге показался высокий вал, исчезавший по обе стороны за пределами света и блестевший черно и жирно, как спина кита. Эта масса заполняла всё неглубокое скалистое русло и даже поднималась над каменными берегами, отстоявшими метров на пятнадцать друг от друга. Её поверхность медленно волновалась, и периодически чередовавшиеся расширения и сокращения перемещались справа налево.

— Перистальтика, — прошептал кто-то.