Я ответил не сразу, определяя расстояние в бинокль. Повсюду утёс на утёсе, торчащие острые края, повсюду тянутся нескончаемые ряды глыб, входящие тёмными осыпями в ущелье. Кое-где одни обломки торчали на других в таком необычном положении, что стоило отвести от них глаза, как начинало казаться, что они теряют равновесие и падают.
— Приземляться здесь опасно, — сказал я. — Если глыбы поползут, машина перевернётся. Ротор может погнуться. А если пойти туда пешком? Это недалеко, — не больше трёх километров.
— Не знаю, не лучше ли вернуться на ракету, — медленно проговорил Арсеньев. — Жаль, что у нас нет гидропланного шасси... Можно было бы сесть на озеро.
Он думал о надувных резиновых шарах, на которых вертолёт может опускаться на воду. Мы оставили их в ракете, чтобы не брать лишней тяжести.
— Возвращаться сейчас на ракету? — воскликнул я. — Сейчас, когда мы так близки к решению загадки?
— Решение загадки вовсе не кажется мне таким близким...
Остальные собрались вокруг нас и оглядывали в бинокли огромную каменную пустыню. Арсеньев опустил индукционный аппарат к земле и водил вокруг себя его устьем.
— Труба, кажется, действительно опускается туда, к этому шару, — сказал он. — Но слышимость очень плохая, мешает магнетит...
Высокие осыпи железной руды, начинаясь от ущелья, покрывали склон суживающимся книзу клином. Далее камни становились светлее, как и по всей долине. Арсеньев вскинул аппарат на спину и прикрепил его к широкому плечевому ремню.
— Ну что ж, пойдёмте... Ведите, пилот!
Чем ниже мы спускались, тем хаотичнее становилось окружение. Камни, выскальзывая из-под ног, увлекали с собою другие. Оглянувшись, я уже не увидел вертолёта: он скрылся в глубине ущелья.
Склон становился круче, и идти было всё труднее. Камни летели вниз от одного прикосновения. Один раз большая груда их стремительно рухнула вместе со мной, но я успел отскочить в сторону, на плиту, опирающуюся о ребро склона. Утомительный спуск затягивался. Мы уже миновали нижнюю границу магнетитов, и вся поверхность осыпей мерцала теперь мелкими кварцевыми искорками, словно шевелилась.
— Постойте-ка, — сказал Арсеньев и снова взялся за аппарат, направляя его вертикально к земле.
— Труба недалеко, но... — Не договорив, он подошёл и подал мне кабель. Я включил его — и вздрогнул: таким близким и сильным было это равномерное гуденье. Арсеньев взглянул вверх, словно определяя расстояние, отделяющее нас от ущелья, и двинулся вперёд. Белый Шар постепенно приближался. Трудно было определить его высоту: слева торчали четыре скалистых шпиля, справа сгрудились остроконечные обелиски, окружённые выветрившимися обломками. Между нами и шаром темнел узкий залив. Воды озера вдавались тут в сушу чёрным языком, вонзавшимся в крутые осыпи. Противоположный берег был покрыт растрескавшимися каменными глыбами и мрачно сверкавшими, вставшими почти дыбом плитами. Вдруг астроном остановился.
— Белый Шар говорит... — глухо произнёс он.
Индукционный аппарат больше был не нужен: радиоприёмник в шлеме гудел низким нарастающим звуком. Я поспешил вслед за Арсеньевым. Он, карабкаясь по глыбам, первый достиг залива и, не колеблясь, вошёл в воду. Он шёл всё дальше, но вода доходила только до груди. Достигнув противоположного берега, покрытого покатыми плитами, мы помогли друг другу выйти. Поднявшись на возвышенность, мы снова увидели Белый Шар; его куполообразные сводчатые стены отбрасывали на поверхность осыпей лёгкую тень. Склон привёл нас к полуразрушенным каменным шпилям. За последним из них было ровное, усыпанное мелким щебнем пространство. Белый Шар уже нельзя было охватить взглядом: он стоял над нами, как выпуклая гладкая стена. Мы подошли вплотную, и я прикоснулся к белой поверхности. Сердце у меня сильно билось. Поднял голову: шар высился, как безмолвная, неподвижная масса. Я прислонился к нему спиной. Вертолёта не было видно: далеко, над осыпью, по которой мы спускались, темнело среди скал устье ущелья.
— Гуденье всё усиливается, — заметил Райнер. — Не лучше ли отойти?
Арсеньев взглянул на указатель радиоактивности.
— Излучений нет, но думаю, что...
Он не договорил. Чёрное устье ущелья, на которое я как раз смотрел, вдруг ярко вспыхнуло. Оттуда донёсся протяжный грохот. Снова блеснуло и загремело, потом из ущелья густыми клубами повалил дым. Он медленно поплыл над склоном.
Никто из нас не сказал ни слова. С минуту мы стояли, вглядываясь в дымящее устье ущелья. Наконец астроном перебросил аппарат через плечо и оглядел всех нас поочерёдно.
— Кажется... мы будем ночевать не в ракете... — произнёс он и направился к заливу.