Четыре дня прошли в неустанной работе. Каждое утро я поднимался на вертолёте в воздух и производил тщательные аэрофотосъёмки и теодолитные измерения. По возвращении мы с Солтыком проявляли снимки, составляли стереоскопическую карту и наносили рельеф местности на картографические сетки. Так возникала карта местности в радиусе шестидесяти километров вокруг «Космократора». Тем временем другая оперативная группа, в состав которой входили Райнер и Осватич, производила геологические бурения, закладывая в прибрежные скалы заряды взрывчатки. Когда я висел однажды в вертолёте над вершиной, которая была основанием триангуляционного треугольника, лощина внизу гремела, как кузница циклопов. Взрывы гулко грохотали под покровом тумана. Учёные вызвали искусственное землетрясение и, регистрируя сейсмические волны чувствительными приборами, узнавали строение глубинных слоёв скалы.
Арсеньев и Лао Цзу плавали в моторке по озеру, исследуя строение дна ультразвуковым зондом. Все работы сильно затруднял туман, из-за которого видны были только самые высокие скалы. Физики пытались рассеять его с помощью радиоактивных эмиссии. Пучки лучей ионизировали пар, он опадал мелким тёплым дождём, но не проходило и двадцати минут, как клубы пара снова затягивали всё вокруг.
На следующий день Арсеньев и Осватич, блуждая по озеру, заметили, что зонд иногда даёт двойные показания. Этот аппарат посылает вглубь воды звуковые волны: отразившись ото дна, они возвращаются, а по разнице во времени между посланным сигналом и отражённой звуковой волной рассчитывается глубина. В некоторых местах эхо было искажено как бы двукратным отражением. Тщательное исследование показало, что над самым дном озера проходит длинный, подвешенный в воде предмет, имеющий вид большой трубы. Диаметр её был определён метров в шесть. Труба шла совершенно прямо на северо-восток, достигала берега, входила в него на глубине шестидесяти метров, пробивала скалистый массив у перевала, над которым я побывал в первом разведочном полёте, и шла далее под равниной. Проследив ход трубы в противоположном направлении, учёные достигли другого края озера, имеющего совсем иной вид. Вместо огромных серовато-белых скал, покрывающих повсюду берег, здесь над водой стоял чёрный выпуклый вал, похожий на корпус перевёрнутого корабля. Под коваными каблуками он издавал короткий громкий звук. Без труда было видно, что это глыба железа, покрытого толстыми слоями чешуйчатой ржавчины. Вызвали меня с вертолётом. С помощью радароскопа и индукционного прибора я определил размеры этой глыбы. Она занимала площадь в шесть квадратных километров, а её толщина нигде не превышала четырёх метров. Неровные, словно изрезанные края глыбы упирались в скалистые осыпи. Оставив вертолёт на воде, я принял участие в исследовании железного пласта. Зонды показали, что в нескольких метрах под поверхностью воды он резко обрывается. Дальше звуковое эхо было искажённым и нечётким. Так как в наших скафандрах можно находиться и на суше и в воде, я попробовал нырнуть. Вода была очень тёплая. Скользя по гладкому откосу берега, я спустился метров на пять: так глубоко опускалась железная глыба. Ниже лежал очень мелкий тёмный гравий. Попробовал руками разрыть его, чтобы узнать толщину железного края, но не смог; хотя и вырыл яму с полметра. Дальше глубина озера увеличивалась. Когда достаточно яркий у поверхности свет сменился тёмно-зелёным отблеском, мои руки ударились о твёрдую выпуклость. Железо здесь имело форму вертикальных булавообразных шпилей, поднимавшихся с невидимого дна. Похоже было, что в воду влился расплавленный металл и застыл в ней.
Как только я вышел на берег, Арсеньев вызвал меня по радио на ракету. Едва я посадил вертолёт на палубе ракеты, появились Арсеньев и Лао Цзу в металлических скафандрах, защищающих от излучений. Меня попросили доставить их в Мёртвый Лес. На мой вопрос, не нужно ли и мне взять камексовый панцирь, Арсеньев ответил, что они пойдут одни. Мне ничего не оставалось, как запустить двигатель. Полёт прошёл спокойно. Сохранять направление мне помогли радиосигналы ракеты, направлявшие на нужный курс каждый раз, когда вертолёт от него отклонялся.
Через сорок пять минут показалась большая, светло-оливковая равнина у края Мёртвого Леса. Мы опустились близ обрыва, находившегося в конце её. Учёные, взяв аппараты и заряд фульгурита, ушли, и я остался один.