Астронавты

— Мне ещё далеко до идеала, — произнёс он, — да и не хотел бы я им быть. Если во мне и есть что-нибудь, достойное подражания, так разве только то, что я люблю математику. Что я могу ещё вам сказать? Мой учитель оставил мне наказ, которому я стараюсь следовать. Вот он: не успокаиваться! Никогда не удовлетворяться сделанным, всегда стремиться вперёд. Именно так всегда поступали люди, которым удалось чего-нибудь достигнуть в своей жизни. Когда Макс Планк после многих лет кропотливого труда открыл квантовую природу энергии, люди ограниченного ума сочли это достославным венцом его усилий и признали его труд законченным. А для него это открытие было лишь началом. Изучению и исследованию квантовой природы энергии он посвятил всю свою жизнь. Ребята, никогда не преклоняйтесь перед собственными идеями, никогда не успокаивайтесь, бейте по своим теориям с такой силой, чтобы отлетало от них всё, что не соответствует истине. Я знаю: поступать так нелегко, но в науке, как и вообще в жизни, больше нет столбовых дорог. Эпоха случайных открытий и незаслуженных карьер ушла в прошлое. А сейчас, если вы разрешите, я немного провожу вас. Вы у нас собираетесь ночевать или хотите вернуться сегодня?

— Мы ночуем внизу, на базе.

— Прекрасно. А теперь пойдёмте. Я уже четырнадцать часов не видел неба.

По треугольному коридору они вышли из ракеты. В зале всё так же кипела работа. Трубчатые леса, выдвигавшиеся телескопически, были уже убраны из-под хвостового оперения. Они появились теперь у носа корабля, окружённого рабочими. Ребята, попрощавшись взглядом со стройным, словно отлитым из серебра, корпусом ракеты, спустились вместе с профессором по движущейся лестнице и, проехав в вагоне по тоннелю, очутились за пределами верфи, на открытом воздухе. Низкие дождевые тучи расступались, исчезая за горами. В разрывах их тёмно-серого покрова показалось чистое небо.

Профессор пошёл с ребятами по неизвестной им дороге вдоль западной стены. Вскоре высокие башни и трубы остались позади. Кругом расстилались травянистые, слабо всхолмлённые луга, переходившие вдалеке под скалами в крутые языки осыпей.

Разговор шёл о полёте на Венеру.

— Ну вот, мы, математики, выходим из лабораторий, — говорил Чандрасекар. — Когда-то мне для работы достаточно было карандаша и бумаги, а сейчас математика становится занятием, полным интересных приключений...

Профессор рассказывал ребятам о Венере, о её белых облаках, о свирепствующих там страшных бурях и циклонах, о таинственных безбрежных океанах. Но всё это ничуть не отпугивало ребят: глаза у них горели ещё ярче. Кто-то спросил о загадочных жителях планеты. Нет ли новых сведений о них? Как собирается поступить с ними экспедиция? Будет ли война?

— Мы не хотим нападать, — возразил профессор. — Но если придётся, мы будем защищаться. Каким образом? Мы, собственно говоря, не берём с собой никакого оружия, но наши атомные моторы — это запасы мощного взрывчатого вещества. Есть у нас также несколько ручных огнемётов... и некоторое количество гаммексана. Мысль взять его с собой мне кажется не особенно удачной, но осторожность не мешает. Вы не знаете, что такое гаммексан? Это новый инсектицид, очень сильный. Дело в том, что некоторые до сих пор думают, будто Венера населена чем-то вроде насекомых. Я лично не придерживаюсь этого мнения.

— А какого, какого?..

Чандрасекар снова улыбнулся:

— Никакого. Я могу с чистой совестью повторить слова Сократа: «Я знаю, что ничего не знаю». На этот вопрос я отвечу вам, когда увижу обитателей Венеры.

Узкая тропинка среди травы, бегущая отлогими петлями, спускалась к зеленовато-серебристым замшелым камням.

— Видите? — указал профессор. — Ледниковая морена. А там, за этим порогом, озеро.

Налетавший ветер приносил влажную прохладу. Тяжёлые капли дрожали на стеблях трав. Тропинка исчезла. Перешагнув через растрескавшийся известняковый порог, торчавший из травы, будто побелевшее ребро какого-то чудовища, они вышли на обрывистый берег. Внизу лежала широкая водная поверхность, замкнутая гранитным кольцом скал. Крутые обрывы ниспадали каменными лавинами к блестящему зеркалу воды, где в точности, лишь в перевёрнутом виде и на тон темнее, повторялся береговой пейзаж. Солнце с каждым мгновением теряло свой ослепительный блеск и спускалось за зубцы вершин, вонзая в чёрную воду столб рубинового света. Уступы и впадины отвесных утёсов погружались в сумрак, весь ландшафт бледнел и темнел, а небо казалось холодным и как бы пропитанным удивительно грустным тёмно-синим светом. Последние облака угасали, как груды оранжевых углей.

Все умолкли. Ребята и профессор стояли между двумя высокими скалами, словно в развалинах огромных ворот, глядя в посветлевшее над гребнем гор небо; ветер то усиливался, то утихал, — и тогда издали доносился шум водопада.

Возвращались уже в сумерках. Ребята, перебивая друг друга, делились впечатлениями. Они были голодны и всё время ускоряли шаг. Профессор, оказавшись почти последним, говорил мало. Один раз только он спросил у своих спутников, кто кем хочет быть.