Астрид Линдгрен. Этот день и есть жизнь

Сама Астрид поехала в Копенгаген в июле 1929 года; погода была прекрасной, и большую часть времени они с сыном провели в саду на Вилле Стевнс, где подросший Лассе кувыркался, лазил по деревьям и забирался на крышу туалета. Никогда раньше он столько не болтал. Он говорил чудны́е вещи по-датски. Раз сказал, что Астрид пять лет, в другой – крикнул проходящему мимо семнадцатилетнему молочнику: «Привет жене и детям!» Этим фактом гордая мать поделилась в письме к Стуре – и из того же письма он с беспокойством узнал, что Астрид положили в Королевский госпиталь из-за подозрения на дифтерию:

«А я должна была вечером уехать домой. Но когда вернусь, все же побуду в Нэсе недельку. Уже три года не ездила летом в Нэс. Ведь можно? Бедная мама наверняка испугается до смерти. <…> Не рискую посылать тебе воздушный поцелуй, а то заразишься дифтерией, вместо этого посылаю целую кучу приветов».

Дифтерии у Астрид не нашли, но боли в горле и в груди не проходили, причиной оказалась увеличенная щитовидка, и в декабре 1929 года ей удалили зоб. Пока Астрид восстанавливалась в Нэсе на рождественских каникулах, с Аллеи Надежды прилетело тревожное письмо. Тетю Стевенс положили в больницу из-за сердца, и Карлу пришлось спешно размещать Лассе и Эссе в другой приемной семье. Новость была неприятной. 28 декабря Астрид поехала в Копенгаген к Марие Стевенс, которую выписали, но предупредили, что ей пока не хватит ни здоровья, ни сил заниматься приемными детьми.

Лето 1929 г. Двухлетний Лассе играет в лошадку в огороде семьи Стевенс по другую сторону Фредерикссуннсвай, неподалеку от Аллеи Надежды. (Фотография: Частный архив / Saltkråkan)

Тетя Стевенс уже все узнала о новой приемной семье из Хусума и считала, что Лассе надо как можно скорее оттуда забрать и переправить в другое место, пока они не решат, что делать дальше. Сможет ли мальчик жить у мамы в Стокгольме или у ее родителей в Виммербю? Или останется у Марие Стевенс, когда та поправится? Вот такие варианты фру Стевенс описала в письме Астрид, которое закончила словами:

«Но, милая дорогая мамочка, если я вскоре умру, что вряд ли, заберите малыша домой, когда сможете за ним присматривать, не оставляйте его в Дании в одиночестве, иначе я подумаю, что прожила свою жизнь напрасно».

В феврале 1929 г. в письме Анне-Марие Фрис Астрид рассказывает о своих отношениях со Стуре: «Заведующий канцелярией, женат, 30 лет, обнаружил, какая я на самом деле обаятельная, взять хотя бы мои сумасбродства, которые – если вовремя не остановиться – могут закончиться серьезными осложнениями, возможно даже, стоить мне работы. Снова eine alte Geschichte [Зд.: старая как мир легенда (нем.)], которую, включив мозги, можно было предвидеть. Ах, хочу быть ангелочком, средь ангелов стоять!» (Фотография: Частный архив / Saltkråkan)

Фру Стевенс была в высшей степени жива, когда Астрид появилась у нее 28 декабря, и вместе они поехали в Хусум за Лассе. Трехлетний малыш при виде приемной матери счастливо улыбнулся. Астрид смотрела, как он теребит фру Стевенс, – ему поскорее хотелось домой, на Аллею Надежды. Проведя там всего пару часов, они отправились к сестре фру Стевенс, которая держала пансионат для пожилых одиноких людей на улице Х. С. Орстеда. Там маме и сыночку, конечно же, найдется место для ночлега.

Это была «худшая ночь в моей жизни», писала Астрид Линдгрен в 1976–1977 годах в автобиографических заметках для Маргареты Стрёмстедт. Сестра фру Стевенс совсем не обрадовалась матери с ребенком, но пустила их на ночлег, поскольку одна из престарелых обитательниц пансионата как раз уехала. Настроение было мрачным, Лассе инстинктивно понимал, что райской жизни на Аллее Надежды приходит конец.