Астраханский вокзал

Уже на перроне Денисов почувствовал незначительность этой своей фразы, хотел вернуться, но вместо этого еще решительнее зашагал к вокзалу.

Обычная уверенность в себе вернулась в кафе, на антресолях. Приземистая официантка-коротконожка, про которую говорили, что она неравнодушна к Денисову, плеснула было в стакан тепловатого кофе с коричневой пенкой.

– Сейчас принесут новый термос. Будете ждать?

Сбоку от стойки стоял музыкальный автомат. Денисов опустил пятак, наугад нажал клавиш. Автомат сработал не сразу.

– «…а может быть, нам этот день запо-о-мнится, – родилось наконец в глуби не музыкального ящика, – как самый светлый день из сотен тысяч дне-е-ей…»

Денисов посмотрел на часы.

«Деганово. Жилой массив, где ночью была украдена куртка штурмана…»

Как «блуждающий форвард», Денисов имел право на самостоятельную отработку собственной версии. Он снова посмотрел на часы: в Деганово лучше было отправляться сейчас же, до дневного перерыва в движении электропоездов.

2 января, 11 часов 10 минут

Дача выглянула сразу, как только Илья свернул с шоссе.

Увидев ее, он тут же забыл о своих злоключениях.

Было мучительно вспоминать, как в столовой он выпросил старую промасленную телогрейку у стропальщика. Стропальщик, чудак, наотрез отказался взять деньги… Как поехал в ГУМ за пальто.

Пальто купил первое попавшееся, особенно не выбирал. Сразу, на контроле, надел на себя. Упакованную продавщицей телогрейку оставил там же, в ГУМе, у фонтана, – кто найдет, будет несколько разочарован находкой.

Вспоминать, в общем, было не о чем, только страх не проходил.

Тишина и спокойствие исходили от утонувших в снегу построек. Островерхая черепичная крыша плыла между высоченными соснами.

«Моя дача!»

Дорогу к крыльцу давно не расчищали, рассохшийся почтовый ящик на калитке покосился. Илья уже не раз бывал здесь. Не заходя в дом, он остановился полюбоваться деревьями – их колеблющиеся вершины обозначали верхнюю границу недвижимого имущества высоко в небе.

Хозяин, уже немолодой, в вытертых джинсах и ватнике, вышел на крыльцо. Он жил одиноко, Илья ни разу не спрашивал у него, кто ухаживал раньше за гладиолусами в парниках, катался на трехколесном велосипеде, ржавевшем теперь за сараем. Во всем доме Илья не встретил ни одной женской вещи.

– Сколько этим соснам? – Илья виделся с хозяином дачи довольно часто за последние дни, и в обоюдных приветствиях не было необходимости.

– Лет сто – сто двадцать, кто знает? – Мужчина смотрел куда-то в сторону, такая была у него манера. – Я в сарай иду. Хотите со мной?

Из сарая они прошли в дом.

Не глядя на Илью, хозяин дачи снова открывал и закрывал двери, поднимал на террасе доски, показывая состояние полов и фундамента. Так же торопливо и до обидного равнодушно открыл погреб, свел с крыльца, продемонстрировал пустой гараж.

– В прошлый раз мне показалось, что у вас яма не облицована.

– Все как в настоящем гараже. Страшно вспомнить, чего все это стоило.

– Рабочих нанимали со стороны?

– Я не об этом. Свет, между прочим, включается с террасы.

– Верстак с собой увезете?

– Еще не решил. – Мужчина снял с верстака масленку, подержал, поставил на место. – У вас нет машины?

– Пока нет.

– Ну и не надо.

– Меня беспокоят жуки, вредители дерева. Говорят, если заведется, в несколько недель все изведет.

– Пока Бог милует. Кроме того, сейчас есть химикаты.

– Там тоже парники? – Илья показал в конец участка.

Хозяин дачи на секунду оживился:

– Цветы. Жена разводила отличные гладиолусы… Не интересуетесь?

«Все-таки здесь жила женщина», – подумал Илья.

Набирая полные туфли снега, Илья прошел к парникам, в дальний конец сада, под вишни.

«Сюда поведет тропинка, выложенная каменными плитами… Перед гаражом надо будет посадить зелень, пусть поглощает выхлопные газы… Под вишнями – круглый стол, камышовые кресла. Хочу пожить красиво!»

…Случайно в салоне готового платья в Юрюзани увидел он когда-то давно-давно транспарант, потрясший все его существо не меньше любимого теперь Анри де Тулуз-Лотрека.

И сейчас, много лет спустя, с закрытыми глазами Илья мог воспроизвести во всех деталях изображенный на транспаранте уголок осеннего сада – с высоченными деревьями, аккуратно обихоженными дорожками, с невиданным ранее модерновым киоском на первом плане, с манекенами, расставленными вдоль аллей. Мужчины помоложе были облачены в короткие пальто модных силуэтов, очерчивающих мужественную изысканную красоту. На пожилых – они стояли группами позади киоска или сидели на длинных садовых скамейках – пальто выглядели посолиднее, построже. Группа молодых людей готовилась к игре в лаун-теннис. На переднем плане во весь рост был изображен спортивного вида манекен, в надвинутой на лоб мягкой шляпе, с газетой и тростью. Зажав трость под мышкой, манекен поверх развернутого газетного листа улыбался женщине в мини-юбке, катившей по дорожке элегантную детскую коляску. Сбоку, за ажурной оградой, виднелась припаркованная машина. «Если Жюльен только тростник колеблющийся, пусть погибает, а если это человек мужественный, пусть пробивается сам».