Астарта 2. Суд Проклятых

Лонгин улыбался, чувствуя, как по телу разливается долгожданная сладостная нега. Тело становилось лёгким и невесомым, звуки отдалялись, сливаясь в единый гомон на грани сознания, и только голос, мягкий голос, казавшийся Лонгину знакомым, слышался отчётливо и ясно, удерживая Маттиуса от полного и бесповоротного падения в небытие, которого он так жаждал:

– Мой дом – не ветры, земли или лозы, мой дом – не стены, крыша и камин. Мой дом – вся память, радости и слёзы, пусть даже в доме я всегда теперь один.

– Предать его… забыть его заветы, тепло и мягкость, клёкот дальних птиц… – Лонгин на секунду замолчал, накапливая силы.

– У времени на это власти нету, как власти нет над отблеском зарниц, – закончил за него незнакомец. Наступила долгая пауза. Лонгин глубоко вздохнул и стал дышать поверхностно, редко и едва уловимо. Он лежал на мягком ковре из густой ароматной травы, над его головой щебетали, перескакивая с ветки на ветку, птицы, знакомые узловатые стволы деревьев поскрипывали от ветра, плутавшего в толстых ветвях и тяжёлых листьях, а над головой, хоть Маттиус этого и не видел, раскинулся высокий чистый купол хрустального синего неба, едва тронутого рассветным золотом на востоке.

– Я сдержал своё слово, теперь твоя очередь, – сказал незнакомец. И от слов его Лонгин почувствовал упругую волну, вытолкнувшую его обратно в реальный мир.

Покой и нега кончились, небо перестало возвышаться над ним, сдавив тяжеловесной плитой грудь, чистый воздух и запахи трав наполнились ароматами смерти, гари, крови и страха, смешанных с отчаянием, болью и обречённостью.

Маттиус заворочался на земле, приподнялся на локтях и сел на траве, уставившись в лицо бармена Джонни, спокойно ожидавшего возвращения его из страны грёз и отдохновения.

– Хорошие стихи, кстати, – вежливо похвалил работу Лонгина бармен. – Очень кстати пришлись сейчас, не находишь?

Монах тяжело вздохнул, поднимаясь с земли и садясь напротив собеседника, отбросил с лица мокрую и грязную прядь волос и уставился на него колючим взглядом.

– Чего ты хочешь, Хранитель?

– Кхе-кхе… – Джонни закашлялся от неожиданности. – Давненько меня так никто не называл, мой юный друг. Я хочу знать, кто ты такой? И почему Потребитель не унёс твою душу в коллекцию. Признаться, этот факт твоей биографии удивил даже меня. Тебе можно легко причинить вред, как мы недавно убедились с Судьёй, но ты остаёшься жив. Неизменно, во что бы то ни стало, потрёпанный или побитый, на грани смерти, на грани безумия, но живой. Маттиус Лонгин, кто ты такой? Я выполнил свою часть сделки, позволил Судье уйти исправлять свои ошибки. Я отпустил его из обречённого города, потерявшего свою душу, как и из мира, который должен переродиться заново. Хотя должен был оставить заносчивого щенка именно здесь, чтобы Ричард с полна ощутил своё бессилие перед Предназначением. Да и вообще, ему пошло бы на пользу немного умереть…

– Чума, принесённая Потребителем, тоже входила в сделку? – ровным голосом осведомился Лонгин, потирая затёкшие от однообразной позы руки и шею.

– Чума – лишь средство очищения, – безразлично пожал плечами Джонни. – Наводнения или сжигания городов уже неактуальны, – он тонко улыбнулся, напомнив Маттиусу того самого Потребителя. – Какая разница, в чём сгорит мир? В войне, чуме, пламени или любви? Этот мир обречён, и с этим уже ничего нельзя сделать.

– И каждый его житель обречён? – сорвался Лонгин, яростно уставившись на Джонни. – И мои братья в аббатстве святых Петра и Павла? И дети Лондресса? И всё вокруг?

Джонни неопределённо пожал плечами, давая понять, что у него нет ответа на эти вопросы.

– Послушай, – мягко, как ребёнку, начал объяснять Джонни, – пойми, Маттиус, это решение принимал не я. Вернее, не только я. У каждого живого существа, как и у неживого, есть душа. Энергетическая оболочка, внутренний свет, аура, назови, как хочешь. И если рассматривать всё вкупе, то и у мира, который состоит из миллиардов частей и частиц, тоже есть душа. Иногда миры теряют душу, мертвеют. И тогда в них уже невозможно жить тем, кто ещё сохранил в себе эту субстанцию. Потребитель, как и все события до него, не были случайностью. Поверь, я знаю множество миров, некоторые из них даже нельзя назвать изначально живыми. Я видел, как искусственные миры, призванные служить обучению их жителей, обретают душу в процессе существования. Я видел, как молодые и энергичные планеты теряют эту душу. Этот мир обречён, Маттиус. И приход Судьи, а за ним и Потребителя, как и чума, всего лишь следствие совершённых ранее ошибок.

Лонгин молчал довольно долго. Сидел, обречённо глядя на колышущиеся дубы и вязы по сторонам, поджав губы и сдерживая слёзы, а потом ответил:

– Ты хотел знать, кто я? Почему я остался жив? – голос у него стал глухим и горьким, будто Лонгин преодолевал какую-то неимоверную боль внутри себя. – Ответ прост: я и не выжил.