Ассистент

Сид снова рыбачил, поймал здоровенную рыбину, название которой не знал даже Дементий. Самира пыталась общаться с Снегурочкой, нашла в вещах Дробышевского какие-то пометки и записи.

Снова пообщались с Сидом, пока Самира отбыла на кухню готовить всем ужин. По его словам, Амелия всё предложила уже прямым текстом.

— Говорит, я намёков не понимаю, или чего. А я всё сразу понял, говорю — понял, но разница в сословиях.

— А она чего?

— Она вообще взбесилась, говорит, что сейчас двадцать первый век, и подобные пережитки давно в прошлом, все дворянки уже сто лет как спят с крепостными безо всякого осуждения. И давай рубашку мне расстёгивать…

— И ты сдержался⁈ — изобразил я удивление с уважением.

На самом деле, в крепости убеждений моего камердинера я не сомневался.

— Ага. Мне кажется… что это всё её ещё больше заводит. Я её говорю — Амис и Петер неженатые, контрактного сословия, куда лучше меня, если уж так надо…

— И она…

— Говорит, расистка, не любит смугляшей, и, говорит, старые сильно, а ей молодые парни нравятся. Ещё сказала, барь, что если она не со мной перепихнётся, то придётся тебя охомутать, ты ей тоже понравился.

— Ха, ну и угроза! Мда уж, горячая барышня. Ну, пересиди у меня.

После, когда Самира вернулась, мы все трое долго беседовали за жизнь, ювелирно обходя тему моих отношений с Аллой. Однако одной скользкой темы, куда более серьёзной, обойти не удалось.

— Когда мы были в Бункере, ты сказал, что… он как будто помнит свои предыдущие жизни, — сказала Самира, когда мы снова заговорили о нашем пленении.

Мы с Сидом переглянулись. Событий было так много, что о том нашем разговоре с Самирой мы почти не говорили. А Сид-то знал обо мне, о моей сущности куда больше!

— Не стоит об этом, я был не в себе, — сказал я.

Сид решил поддакнуть.

— У него случай был — его маман притащила к шарлатану, чтобы тот ему мозги вправил, даже не знаю, зачем.

— После моего позорного отчисления из камнерезного университета.

— Да, ты рассказывал. Просто я подумала… в произведениях есть сюжеты вроде того, как в «Потустороннем чиновнике». Может, случилось что-то вроде этого? Ну, на короткое время. Ты реально очень много знаешь и умеешь для девятнадцатилетнего.

Тут она потупила взгляд — возможно, речь шла не о рабочих навыках, магических и деловых, а о вполне определённой сфере наших отношений.

Сид кивнул.

— Да уж. Ну, на самом деле, он после того сеанса действительно как-то преобразился. Только вот память в эти дни — как отшибло. Меня с трудом узнавал!

— Предлагаю прекратить беседу, — сказал я чуть твёрже.

Самира наклонилась к моему уху и прошептала:

— Не бойся, даже если выяснится, что ты злое инопланетное чудовище — я всё равно буду тебя любить.

Я кивнул и потёрся о её плечо, хотя сам всё больше понимал, что чем ближе к родным берегам «Хартленда», тем больше я становлюсь злым чудовищем. Новостей по радио больше не было, но во мне уже зудел старый пёс войны, который рвался наружу, норовя сорваться с цепи. Сторону в конфликте я выбрал достаточно давно и почти сразу — воевать за остальные стороны «Мирового треугольника» было бы сейчас полным безумием — там у меня не было ни почвы, ни статуса, ни связей, ни будущего, а их победа сулила тот самый «стабильный хаос», который я так не любил.

Но основательно подправить судьбу отчизны в удобном для меня направлении у меня пока всё ещё не было возможностей — мне так казалось.

Благо, я вовремя вспомнил, что надо делать, когда в мире тревожно, а ты находиться в отдалении и ни на что повлиять не можешь: нужно немедленно предаваться полнейшему развлечению и гедонизму. Играть в игры на деньги с бандюганами-вояками, смотреть старинные фильмы, есть морские деликатесы, великолепно приготовленными Самирой, а в остальное время — заниматься с ней любовью в тесной клетушке двухместной каюты, не думая о завтрашнем дне.

С верой в лучшее, сытый и довольный человек неизбежно становится здоровее, ценнее и безопаснее для окружающих.

20 мая, среда

В эту ночь выяснилось, что любовью на корабле занимались не только мы двое. Сначала на стенкой был шум и шорох, затем ритмичные удары, а после до меня донёсся приглушённый голос Амелии:

— Да, да, глубже, сука, глубже!

Самира залезла на меня, перегнулась и прижалась ухом к стенке.

— Ого, как интересно, — прошептала она. — Неужели это Сид сдался?

— Нет, он не мог, — твёрдо заверил её я. — Я его хорошо знаю.

С этими мыслями мы уснули, но на утро оказалось, что я ошибался.

Сид за завтраком сидел в углу стола хмурый, раскрасневшийся, и пересекаясь взглядом с Амелией, отводил глаза. Она же, напротив, была радостная, довольная, с распущенными волосами и игриво всем подмигивала.

Ближе к обеду мы с Сидом всё-таки поговорили у него в каюте, и он чуть не разревелся.

— Она меня соблазнила! Я не знаю, что на меня дошло, я просто шёл в туалет мимо её кабинки, потом остановился, дверь открылась — а она… голая там стоит, ну я и шагнул, а дальше как в тумане… Я не хотел тебе говорить, барь, если Софушка узнает… Я ей изменил! Изменил, а я не хотел! Ты мне веришь? Я правда не хотел!