Assassin's Creed. Отверженный

Мои руки стали липкими от его крови. Я прислушался к его дыханию. Ровное. Глаза, которые он закрывал, вздрагивая от боли, теперь открылись. Я понял: жить он будет. Его раны, хотя и болезненные, оказались неглубокими.

– Кто… кто вы? – с заметным усилием спросил Бенджамин.

– Хэйтем Кенуэй, к вашим услугам, – ответил я, приподнимая шляпу.

На лице доктора появилась улыбка.

– Благодарю вас, сэр. Но… я не понимаю, почему вы вдруг оказались здесь?

– Если не ошибаюсь, вы – рыцарь ордена тамплиеров? – спросил я.

Он кивнул.

– Я тоже. У нас нет привычки оставлять собратьев на произвол судьбы и позволять умалишенным издеваться над ними. К тому же мне требуется ваша помощь.

– Вы ее получите, – ответил доктор. – Только скажите, что именно вам необходимо…

Я помог ему встать и подозвал Чарльза. Вместе мы вывели Бенджамина через боковую дверь. После затхлого склада, где теперь пахло кровью и смертью, ноздри с наслаждением вдыхали прохладный свежий воздух.

Мы повели доктора на Юнион-стрит, в наше убежище на втором этаже «Зеленого дракона». По пути я рассказал доктору Бенджамину Черчу о своем списке.

13 июля 1754 г

1

Эту комнату на втором этаже «Зеленого дракона», в самом конце коридора, мы теперь называли своей. Помещение с низкими потолочными балками едва ли можно было считать уютным, но приходилось довольствоваться тем, что есть. Теперь, когда нас стало пятеро, мы уже с трудом помещались там. Первое время Чарльз морщил нос, поглядывая на пыльные балки, но потом привык. Томас, если только он не сидел с кружкой эля или не отправлялся на поиски очередной порции, предпочитал занимать горизонтальное положение. Уильям безотрывно сидел над картами, которыми был завален стол. Иногда он вставал и подходил к конторке, чтобы сделать пометки в своей тетради. По-моему, за это время у него прибавилось морщин на лице. Карты оставались главной его драгоценностью. Если Томас приближался к столу с кружкой в руках, угрожая плеснуть элем на сокровища Уильяма, он ворчал и отгонял Хики, как назойливую муху. Когда я находился в комнате, Чарльз – моя правая рука – непременно старался сесть рядом. Его преданность порой становилась мне в тягость, но чаще служила источником вдохновения. Как я уже говорил, в наш круг вошел доктор Черч. Пару дней он врачевал свои раны, оставаясь в кровати, которую весьма неохотно предоставил ему Корнелиус. В нашей помощи Бенджамин не нуждался. Он лучше знал, чем смазывать и как перевязывать раны. Когда же он наконец встал с постели, то заверил нас, что шрамов на лице у него не останется.

Пару дней назад у меня с Бенджамином состоялся разговор. Он как раз возился со своей самой серьезной раной – Тесак срезал у него на щеке лоскут кожи.

– А почему своей жизненной стезей ты избрал медицину? – спросил я у доктора, чувствуя, что все еще не разгадал этого человека.

Бенджамин мрачно улыбнулся:

– Наверное, я должен был бы ответить, что жаждал помогать ближним. Согласись, от врача всегда ждут такого ответа. Почему-то считается, будто каждый доктор – бескорыстный служитель человечества, заботящийся о благе людей.

– А ты сомневаешься, что предназначение врача – служить людям?

– Возможно, для кого-то это и так. Но для меня… выбор профессии определялся более прозаическими соображениями. Я люблю деньги.

– Существуют и другие пути нажить состояние, – заметил я.

– Конечно. Но разве у человека есть что-то более значимое, чем собственная жизнь? А значит, здоровье – самый выгодный товар, который всегда в цене. Каждый человек жаждет быть здоровым. Что мужчина, что женщина готовы отдать последние деньги, потому что боятся внезапного и неотвратимого конца.

Я поморщился:

– Ты говоришь жестокие вещи, Бенджамин.

– Зато правдивые.

Продолжая испытывать замешательство, я спросил:

– А разве ты не давал клятву помогать людям?

– Я придерживаюсь клятвы, в которой нет ни слова о плате. Я всего лишь требую компенсации – справедливой компенсации за мои услуги.

– Но если у людей, которые обратились к тебе за помощью, недостаточно денег?

– Тогда пусть поищут других врачей, которые согласятся лечить их бесплатно или за символическую плату. Разве булочник раздает нищим хлеб? Или, может, портной шьет платье за спасибо? Тогда почему я должен быть бессребреником?

– Но ты же сам недавно говорил, что самое драгоценное для человека – это его жизнь.

– Говорил. Однако это же налагает на человека обязанность заботиться о собственной жизни. В том числе и располагать средствами, чтобы заплатить врачу.

Я искоса посмотрел на Бенджамина. Он был еще совсем молодым человеком. Моложе меня. Неужели и я когда-то был похож на него?

2