Assassin's Creed. Кредо убийцы

Если Кэл должен доверять ей, то и она обязана доверять ему. Доверять настолько, чтобы объяснить, чего от него добиваются.

– Я хочу тебе кое-что показать.

За двадцать минут санитары извлекли Кэла из реанимационного бассейна, одели и усадили в инвалидное кресло. София ждала у дверей бокса, досада и неприятие своей беспомощности волнами исходили от Кэла. София хотела взяться за ручки кресла, но он не позволил, крепко вцепился в колеса и с вызовом посмотрел на нее.

– Куда? – спросил Кэл.

– В зал «Анимуса». – Лицо Кэла напряглось, и София поспешила добавить: – В «Анимус» ты не пойдешь.

– Тут ты права, не пойду, – саркастически заметил Кэл.

София пошла впереди по уже хорошо известным Кэлу коридорам, так что сообщать ему о поворотах было необязательно.

София отпустила помощников, и они остались в зале одни. Через стеклянный купол лился дневной свет, но его было недостаточно, и потому углы зала тонули в холодном дежурном освещении.

Кэл позволил Софии подкатить его кресло к стеклянному шкафу, она извлекла из кармана связку ключей, открыла шкаф и достала одну-единственную вещь. Рассматривала ее некоторое время, стоя к Кэлу спиной. Еще не поздно было передумать. Но как только она покажет эту вещь Кэлу, уже ничего нельзя будет остановить.

София глубоко вздохнула и повернулась к Кэлу, протягивая ему подвеску, которая медленно раскачивалась на серебряной цепочке.

Поначалу Кэл наблюдал за ней без особого интереса, но потом взглянул на подвеску и узнал ее. Кровь прихлынула к его лицу.

Восьмиконечная звезда с камнем в виде бриллианта в центре. На камне черным выгравирован символ, похожий на букву «А», составленную из двух слегка изогнутых клинков.

Кэл видел эту подвеску каждый день, все первые семь лет своей жизни. В последний раз по серебряной цепочке, медленно раскачивавшейся в мертвой руке, стекала кровь.

В памяти вспыхнуло пугающе четкое видение: капли крови набухают на кончиках пальцев матери, чуть поблескивая в солнечном свете, и с мягким шлепком падают на линолеум. И резкий, дребезжащий голос Пэтси Клайн – безумный аккомпанемент к ужасной картине.

Уютная кухня в теплых, светлых тонах, землянично-золотистые волосы матери.

Пустота в застывших мертвых глазах.

Злоба и печаль – гремучая смесь, опаснее и разрушительнее ярости, – наполнили каждую клетку его тела. Но это была его злоба и его печаль, и Кэл не хотел делиться этим с женщиной, которая стояла перед ним.

Медленно Кэл протянул руку и взял подвеску.

– Откуда это у тебя? – спросил он хриплым шепотом.

– Мой отец подобрал ее на месте убийства твоей матери и сохранил.

Глаз Кэла нервно дернулся. Он вспомнил вереницу черных внедорожников, подъехавших к его дому. Мужчину с бледным сухощавым лицом, в темных очках и черном костюме на пассажирском сиденье одной из машин. Значит… это был Алан Риккин, тот самый, кого маленький Кэл видел на экране телевизора.

Отец этой женщины с ангельским лицом, которая – подумать только! – сейчас смотрит на него с состраданием.

– Сохранил? – скептически произнес Кэл. – Украл.

– Это подвеска твоей матери, – сказала София. – Она должна быть у тебя.

Она искренне считала, что сделала доброе дело, и не понимала, почему Кэл так отреагировал. В его памяти на мгновение возникла фотография другой улыбающейся – а потом убитой – женщины и маленькой девочки, которая выросла и сейчас стоит перед ним и вручает ему подвеску его убитой матери.

Кэл сосредоточился на словах Софии. Ее отец был там и подобрал подвеску.

– Что он там делал?

– Приехал спасти ее.

Лицо Софии по-прежнему выражало искреннее сочувствие, но отвечала она прямо и четко. Это помогало и ему оставаться спокойным. Кэл понимал, что София это понимает. И тем не менее он чувствовал, что его маска трещит по швам, а взгляд туманится от навернувшихся слез.

– От кого спасти?

– От ее же собратьев.

– Какое ты к этому имеешь отношение?

Искорки вспыхнули в глубине ее голубых глаз.

– На протяжении многих веков ассасины и тамплиеры ведут войну. Я намерена изменить положение вещей.

Это было почти забавно.

– Правильно, – с преувеличенной серьезностью сказал Кэл. – Я совсем забыл. Мы все здесь боремся с агрессией.

Они смотрели друг другу в глаза, и черный юмор Кэла перерос в настоящую злость. Однако он сумел сохранить самообладание.

– Не уверен, что мне нравятся твои методы. И не уверен, что мне нравятся тамплиеры.

Его слова каким-то образом уязвили Софию.

– Я ученый, – напомнила София.

– Меня здесь лечат от склонности к насилию. – Кэл покачал головой и печально добавил: – А кто вылечит тебя?

– Я пытаюсь создать общество без преступности. Мы можем удалить агрессию из генома человека, но для этого нам нужно Яблоко. Нам только кажется, что мы сами делаем тот или иной выбор, но на самом деле он обусловлен нашим прошлым.

– Ты видишь то, что хочешь видеть. Тюрьмы переполнены такими, как я, а такие, как ты, загоняют нас туда.

София непонимающе посмотрела на него.